Берсеркер

Солнцем. Действуйте осторожно, нам достаточно знать расположение основных сил берсеркеров.

– Я понял, – кивнул Хемпфил: рекогносцировка была разумной операцией.

Кроме того, если Карлсен желает самостоятельно разделаться с противниками внутри флота, то пусть поступает, как считает нужным. Хемпфилу методы Карлсена часто казались недостаточно жесткими и просчитанными, но тем не менее целей своих он всегда добивался. И если проклятые машины так не любят Карлсена, Хемпфил будет поддерживать главнокомандующего до последнего.

А что еще имело значение в этой несчастной Вселенной? Сломать хребет дьявольским машинам – и точка.

Митч каждый день проводил несколько часов с Крис. Он держал ее в неведении относительно диких слухов, распространившихся по кораблям флота. Странная смерть Сальвадора, охрана, вдруг поставленная у каюты главнокомандующего. Поговаривали, что адмирал Кемал вот-вот начнет бунт.

Туманность Каменный Край закрывала уже половину звезд по курсу флота эбеново-черными завитками и хлопьями скоплений, словно останками взорвавшихся планет. Внутри Каменного Края нормальная навигация была невозможна: каждый кубический километр был нашпигован твердой материей, препятствовавшей сверхсветовому полету или перемещению в нормальном пространстве с эффективной скоростью.

Флот направлялся к дальнему, четко очерченному краю туманности, за которым исчез разведотряд Хемпфила.

– С каждым днем она становится спокойнее, – сказал Митч, входя в скромную каюту главнокомандующего.

Карлсен, сидевший за рабочим столом, поднял голову. Перед ним лежал листок с венерианскими иероглифами, кажется, список фамилий.

– Спасибо за добрую весть, поэт. Она вспоминает обо мне?

– Нет.

Их взгляды встретились: глаза нищего и безобразного циника и глаза могущественного и красивого верующего.

– Послушай, поэт, – сказал вдруг Карлсен, – как бы ты поступил со смертельными врагами, если бы они оказались в твоей власти?

– Считается что мы, марсиане, люди вспыльчивые, любим жестокость. Я должен вынести сам себе приговор? Кажется, Карлсен сначала не понял.

– Что? Да нет же, я говорю не о... Крис, не о вас и не о себе. Нет. Это не личное. Я, кажется, просто задумался и произнес вслух...

– Тогда спросите Бога, ведь вы верующий. Кажется, Бог велит прощать врагов?

– Велит, – кивнул Карлсен. Потом добавил задумчиво: – Знаешь, он очень много от нас требует. Очень много.

Ощущение было необычное. Митч впервые видел настоящего, искреннего верующего.

Да и самого Карлсена он таким раньше не видел: ожидающего знака, пассивного. Словно в самом деле существовала некая Цель, Предназначение, скрытое до поры вне пределов обычного человеческого сознания. И теперь Карлсен ждал просветления. Если...

Нет, это все мистическая чушь, решил Митч.

Прогудел коммуникатор. Митч не слышал слов, но видел реакцию главнокомандующего по его лицу. Энергия и грандиозная сила уверенности в собственной правоте возвращались к Карлсену. Это напоминало включение атомной горелки: сначала мягкое свечение, но потом...

– Да, – сказал Карлсен. – Вы хорошо справились. Потом он взял со стола бумаги венерианина. Казалось, он поднял их не прикосновением руки, а они сами взлетели, повинуясь приказу его воли.

– Сообщение от Хемпфила, – мимоходом сказал он Митчу. – Флот берсеркеров сосредоточился непосредственно за краем туманности. По оценкам Хемпфила, их около двухсот и они не подозревают о нашем приближении. Мы начинаем атаку немедленно. Пусть ваши люди займут боевые посты. С нами Бог! – Карлсен повернулся к коммуникатору: – Адмирала Кемаля ко мне, сейчас же. Вместе с ним я хочу видеть... – Карлсен бросил взгляд на список заговорщиков и продиктовал несколько фамилий.

– Удачи, сэр, – сказал Митч после некоторой паузы. Уже на пороге каюты он успел заметить, как Карлсен опускает список заговорщиков в дезинтегратор мусора.

Сигналы сирен зазвучали раньше, чем Митч достиг каюты. Он облачился в бронекостюм и по вдруг ставшими тесными коридорам направился на мостик. Внезапно ожили динамики оповещения:

– ... за все нанесенные нами обиды словом или делом, или бездействием я прошу нас простить. И от имени всякого, кто может назвать меня другом или вождем, я объявляю: все нанесенные вами обиды с этого моменты будут вырваны с корнем из нашей памяти... – Это был голос Карлсена.

В переходе, где только что царила предбоевая суматоха, вдруг повисла тишина. Митч обнаружил, что смотрит прямо в глаза здоровенному венерианину в форме корабельной полиции, очевидно, телохранителю какого-нибудь офицера.

В динамике оповещения раздался голос адмирала Кемаля:

– Мы... мы, эстильцы и венериане – братья отныне! С этого момента мы едины, жизнь против берсеркеров! Гибель проклятым машинам, смерть их строителям! Не забудем Атсог!

– Не забудем Атсог! – вторил адмиралу голос Карлсена.

Тишина в коридорах напоминала последнюю секунду перед ударом волны цунами, уже нависшей и готовой вот-вот обрушиться. И она обрушилась. Митч сам не понимал, что он кричит, она только чувствовал навернувшиеся на глаза слезы.