Берсерки. Трилогия

С момента бойни у Эсгенты прошел уже почти месяц. И весь этот месяц первый лорд адмиралтейства упорно стягивал к Тенсору части и соединения, сохранившие верность императору. Ну… так это называлось. Ибо в своей непременной верности уверяли флот и десантные силы обе противоборствующие стороны. Высший оберегающий совет империи, в основном устами своего временного председателя, обвинял «грязных узурпаторов» в подтасовке выступления императора, в нежелании принять его волю, каковая как раз и заключалась в стремлении ограничить власть «этих двух». Для чего и был создан Высший оберегающий совет. Эйзел же, очень тонко манипулируя основными и самыми массовыми сетевыми новостными порталами и голоканалами, внедрял в массы подданных мысль, что узурпаторы — как раз этот самый Высший оберегающий совет, орган абсолютно незаконный и доселе в империи невиданный. То есть нет, как раз виданный, хотя и под другими названиями и именно в те моменты ее истории, когда высшая аристократия стремилась отстранить императора от управления государством и превратить его в марионеточную фигуру. Например, при начале правления Эггры IV, когда молодого императора заставили подписать указ об учреждении так называемого Конкордата, или в последние годы правления Эгламирена II, когда тот был смертельно болен, чем воспользовались дома Эоминеев и Эклонов и подсунули ему указ об учреждении Малого кабинета. И пока все указывало на то, что директор департамента стратегических исследований переигрывал лорда Эклона по всем статьям. Обвинение в подтасовке послания удалось развеять, пригласив на Тенсор журналистов и продемонстрировав им подлинное послание. Его следы, кстати, удалось обнаружить на релейных станциях еще шести систем, лежащих между столицей и Эсгентой. Кроме того, агентура Эйзела регулярно подкидывала ему сведения о махинациях, которыми тут же занялись члены Высшего оберегающего совета, получившие доступ к императорскому казначейству и базам данных налогового ведомства. Сведения эти сразу же запускались в эфир, вызывая жуткое раздражение членов Совета. Впрочем, не вся информация, которую лорд Эйзел сливал новостям, была абсолютно достоверной. Некоторые факты можно было бы назвать истиной с большой натяжкой, а часть вообще была прямой ложью. Зачем это было нужно, если жареных, причем абсолютно достоверных фактов и так имелось в достатке? Ибо в Совет вошли как раз те, кто имел основание больше других опасаться повышенного внимания к своей персоне со стороны как департамента стратегических исследований, так и гораздо более прозаических налоговых полицейских, и надеялся, получив политическую власть, сделать укорот «всяким уродам, обожающим рыться в грязном белье».

А все дело состояло в том, что Эйзелу требовалось развести заговорщиков и то, что именовалось «свободной прессой», по разные стороны баррикад. Ведь подобный коктейль из правды и лжи обладает свойством наилучшим образом возбуждать тех, на кого он направлен. Это гораздо эффективнее, чем если бы обнародовались только действительные факты. Если на свет божий вытаскивают нечто, что выставляет тебя в неприглядном свете, ты, естественно, расстроишься, разозлишься, может, даже попытаешься (если считаешь, что имеешь такие возможности) как-то воздействовать на тех, кто ковыряется в том, что ты хотел бы скрыть, но в глубине души ты будешь знать, что все сказанное — правда и ты сам виноват в том, что о тебе говорят такое. По разным причинам. Кто-то потому, что поддался соблазну и сделал нечто незаконное или по крайней мере осуждаемое общественном мнением, а кто-то, поступив неверно, не постарался как следует спрятать концы. Однако стоит только тем, кто обливает тебя грязью, передернуть или напрямую солгать — все. Ты как будто получаешь индульгенцию на свои грехи. И хотя эта индульгенция, как правило, существует лишь в твоем сознании, тебе кажется, что она очевидна всем и вся. А если и нет, то вот сейчас, поймав тех, кто плясал на твоих костях, на лжи, ты не только замажешь их самих, но и некоторым образом обелишь себя. Но это иллюзия. Во-первых, совершенно очевидно, что невозможно сражаться с кем бы то ни было на том поле, которое является для него родным. А значит, бесполезно сражаться с новостными порталами на новостном поле. Ибо это их садик, и они там безраздельные хозяева.