Берсерки. Воины-медведи Древнего Севера

Если в конном сражении они попадают в окружение, то все как один спешиваются и продолжают бой. Вооружены они щитами, копьями и короткими мечами. Любят вести бой в пешем строю, бросаются в яростную атаку. Во время сражения, пешие или конные, они не образуют подразделения с заранее известной численностью, а строятся по принадлежности к своему племени, соединяясь в группы по родству крови и дружеским узам. Поэтому нередко случается так, что, потеряв друга в бою, они все вместе, презирая опасность, обрушиваются на врага, чтобы отомстить за своего товарища. Их боевые построения имеют некий порядок, но атакуют они, и пешие и конные, в безудержном порыве, бесстрашно бросаясь на противника, словно каждый из них действует в одиночку. Они не подчиняются приказам своих командиров и не обращают на них внимания, пренебрегая при этом соображениями выгоды и мерами безопасности. Они с презрением относятся ко всяким планам, особенно в кавалерии, разрабатываемым применительно к тому или иному этапу сражения».

(Из трактата Псевдо-Маврикия)

По свидетельствам римских хронистов, гариями — прошедшими особую инициацию (ритуальное посвящение) отборными воинами из «замогильного войска» («войска мертвых») древнегерманского племени свевов, или свебов — предков современных швабов, использовалась эмблема «мертвой головы». Ночные рейды «эскадронов смерти» гариев через римский пограничный вал Лимес (Лимит) приводили в несказанный ужас романизированное население германских провинций Римской империи. О гариях рассказывали страшные истории. Кандидатов в «замогильное войско», уже прошедших целый ряд труднейших испытаний, якобы помещали в особую хижину, где подвергали «обкуриванию» дымом от горящих тисовых сучьев (тис считался «древом мертвых»), до тех пор, пока они не теряли сознание и не «умирали на несколько мгновений» (а некоторые — и насовсем), после чего «еще не совсем умерших» приводили в чувство. Отныне все они считались «живыми мертвецами» — дружинниками «замогильного войска» верховного бога Вотана (с соответствовавшего скандинавскому Одину), в знак чего выкрашивали себе лица черной краской и облачались в одежды из волчьих шкур, а вместо шлемов носили волчьи головы.

Волк — «трупный зверь» — традиционно считался у древних германцев, и, в частности, скандинавов, спутником Вотана-Одина (Альфатера или Вальватера, то есть Всеотца, Отца богов и людей). Вероятно, именно свевские гарии положили начало, с одной стороны, сказаниям о волках-оборотнях, или людях-волках (ликантропах, вервольфах, ульфхединах, волкодлаках, вурдалаках), а с другой — легендам о псоглавцах, песиголовцах или киноскефалах. Эти вымазанные сажей с ног до головы воины были «темны как ночь» и прикрывались черными щитами, в центре которых изображался белый человеческий череп, символизировавший смерть и загробный мир. Ночные рейды за линию Лимеса свевских «охотников за черепами» сопровождались особой жестокостью.

ДРУГИЕ ПРИЧИНЫ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ЛЕГЕНД ОБ ОБОРОТНЯХ

При раскопках Великого Новгорода в числе более чем восьми сотен берестяных грамот были найдены интереснейшие документы — датируемые XIV в. рисунки мальчика Онфима. По своей тематике они мало чем отличаются от рисунков прочих мальчишек, живших в разные века и принадлежавших к разным народам. Онфим рисует батальные сцены, и в них себя — взрослого, сильного, отважного. На одном из рисунков конный Онфим поражает копьем поверженного врага, на другом — стоит в едином строю с товарищами.

Однако один из мальчишеских рисунков вызывает недоумение. Мы видим некое четвероногое существо с высунутым языком и загнутым кренделем хвостом. Рядом с четвероногим пояснение — «Я ЗВЕРЕ (зверь)», свидетельствующее, что перед нами своего рода «автопортрет».

Детские рисунки при всей своей творческой самобытности, являются отражением окружающего мира. В рисунках детей школьного возраста (а таковым и был мальчик Онфим) преобладают социально-культурные реалии, среди которых живет юный рисовальщик. А потому рассматриваемый рисунок наталкивает нас на интереснейший вывод: оказывается, мальчик XIV в. воспринимал оборотничество (превращение в зверя) как явление действительно существующее и даже допускал возможность собственного превращения. При этом, надо полагать, зверь не оценивался как существо отрицательное.

Что же реально стоит за таким невероятным явлением, как оборотничество? Почему превращение в зверя представляет интерес для средневекового мальчика?

Что стоит за многочисленными (и зачастую фантастическими) рассказами об оборотнях, разберем некоторые исторические, культурные и психологические феномены, возможно, послужившие источником для возникновения представлений об оборотничестве (в том виде, в каком эти представления существуют сейчас).

Прежде чем начать изложение материала, уточним, что мы подразумеваем под оборотничеством не только «способность превращаться в зверя, предмет», как этот термин понимается чаще всего, но и целый ряд психофизических явлений, смыкающихся с этими «превращениями».