Берта Берс. В сетях шпионажа

— Что с ним?.. Что такое?.. Ах, бедный солдатик… Он расстроился от пения… Ужасно нетактичные особы берутся за такое деликатное дело, как развлечение раненых… Сударыня, я не имею чести быть с вами знакомой, но думаю, что вам следовало бы осмотрительнее выбирать номера для своих лазаретных гастролей… Завтра же скажу Руманову, чтобы он в «Русском Слове» поднял вопрос о непрошеных «певицах милосердия»…

Вера, пораженная стремительным потоком красноречия девицы, страдающей вечными запальчивостью и раздражением, с неудовольствием смотрела то на Людмилу, то на Кукарникова.

Кукарников, конечно, вспыхнул:

— По какому праву вы, сударыня, делаете замечания г-же Завьяловой? Кто вы такая? Нас приглашали сюда не вы, а…

— Кто я такая!.. Я — литератор! Я председательница сою

за дам милосердия!.. Я командор второго общества амазонок в Петрограде! Я личный друг Дорошевича, Измайлова, Григория Петрова, Немировича-Данченко, Волынского, Руманова… Стоит мне захотеть, и пресса обеих столиц высмеет недостойный лучшего поступок вашей дамы!.. Раз вы хотите развлекать раненых, так надо вносить сюда бодрость, смех, веселье, а не рыдания и слезы…

……..

…………………Что это у вас за ноты?..

Она стремительно схватила с рояля несколько тетрадок:

— Что это за ерунда на постном масле… Рахманинов, Гречанинов, Глинка, Даргомыжский, Бородин, постное масло и постное масло!.. Поверьте, что для раненых «Пупсик» гораздо полезнее всех этих Гречаниных и Рахманиных. Вот приходите сюда завтра, вице-президент Кружка Дам милосердия, m-me Шварц и я, мы танцуем танго между кроватями раненых… Действительный член кружка m-me Фриде исполнить «Пупсика», a m-me Петерс «Тихо качайтесь, качели»… Вот это поднимает дух солдатиков… А этих Гречаниных и Рахманиных исполняйте перед гурманами… Вообще, я добьюсь, добьюсь, добьюсь, чтобы никому, кроме дам нашего кружка, не было позволено развлекать раненых… При моих связях я добьюсь, чтобы непрошенных развлекательниц отсюда убрали…

— Молчать! — гневно крикнул Кукарников. — Вас я вижу в первый раз! По фамилии вы немка, а по приемам — хамка… Если вы не извинитесь немедленно перед г-жой Завьяловой, вы будете иметь дело непосредственно со мной…

— Молчать! — взбеленилась Зенгер. — Всякий студентишка смеет на меня кричать!.. Да вы знаете ли, что я при моих связях могу вас выслать из Петрограда в 24 часа!..

— Не знаю и знать не хочу! Я требую, чтобы вы немедленно попросили прощенья у m-elle Завьяловой, и я думаю, что все раненые и сестры милосердия присоединятся…

Вера схватила Кукарникова за рукав.

— Дмитрий Иванович, перестаньте… Замолчите… Здесь не место и не время ссориться…

— Я покажу этой немке и хамке ее место!..

Людмила позеленела от запальчивости и раздражения.

— Телефон! Где у вас телефон!.. Я… я… я…

— Тьфу! — пробормотал Сидорчук, — и чего этой востроносой от нас надо!

— Провалилась бы она, а мы бы еще барышню послушали…

— Немка и есть. Я на немок насмотрелся… Не любят ее в лазарете, кривляется, кривляется. А то еще начнет душу выматывать, где да кто, да как сражался, да где какой полк сейчас стоит, да куда письма адресовать, да. Чистый следователь…

XII. ДЕЛОВАЯ БАРЫШНЯ

Людмила Зенгер не ожидала, что в лазарете никто не поддержит ее.

В этом споре со студентом хоть бы один голос принял ее сторону.

Напротив, Вера Егоровна Завьялова окружена и сестрами, и ранеными, просят не обращать внимания на слова взбалмошной немки и спеть еще что-нибудь.

И в то время, как Людмила возилась у телефона, раздался демонстративный прекрасный голос Веры.

Вера готовилась к сцене, но Борис и Кукарников ей советовали подумать об эстраде.

Вера долго не решалась, но все-таки попробовала на лазаретах свои силы.

Успех превзошел ожидания: сестры милосердия каждый день слышат певцов, — артисты, честь им и слава, не забывают раненых, — но такого трогательного впечатления, как эти безыскусственные русские романсы, не производило ничто.

А Людмила в это время упивалась телефоном.

Она уже звонила шляпнице на Троицкой, занимавшейся политическим сводничеством, и узнала от нее, что рыженькая Каролиночка пришлась очень по вкусу тому сенатору, который нужен Людмиле, сенатор скоро будет обработан.

Она уже звонила Таубе и спрашивала, нет ли вестей от кузиночки (под кузиночкой у них разумелась Берта), — «с тех пор, как Берта уехала в Варшаву, — врал великий гипнотизер, — от нее никаких известий».

Людмила предупредила, что намерена привезти к нему г-жу Гроссмихель, чтобы излечить ее от мрачной меланхолии.

Людмила позвонила и к Марье Николаевне.

Та радостно объявила, что на послезавтра ей обещано свидание с мужем.

— Вот и прекрасно. А завтра я вас везу в радиотелепатический институт. Вы должны встретиться с мужем бодрой…

Людмила звонила в две-три редакции, — нет ли сенсационных новостей, из которых можно было бы состряпать условную телеграмму в Стокгольм (приходится работать через Швецию).

Людмила сама прониклась уважением к своей деловитости.

Как вдруг вспомнила обиду, нанесенную ей студентом.

— Надо завтра же разделать его в газетах.

И решила сейчас же объехать редакции.

Деловая барышня.