Берта Берс. В сетях шпионажа

Старинные часы пробили полночь. Марья Николаевна сидела уже в кресле бархатной комнаты.

Таубе продолжал бархатным голосом свой рассказ о жизни своей пациентки.

— Теперь вы верите мне!.. Слушайте, слушайте и ничему не удивляйтесь… Теперь с вами будет говорить другой… Я вызову ту, которая отсутствует и, отсутствуя, страдает и, страдая, хочет облегчить свою душу… Не удивляйтесь тому, что вы увидите… Заклинаю вас сидеть спокойно и внимать так же, как внимали вы моим словам… Одно ваше неловкое движение, и чары рассеются…

На мгновение в полную тьму погрузилась комната.

Раздался звук тамтама, и снова вспыхнули фиолетовые лампочки.

На том месте, где только что стоял Таубе, появилась Берта.

В черном платье с повязкой «Красного Креста» на руке. Стройная и строгая, прекраснее, чем когда-либо.

— Берта…

— Фрау Мария!

— Разве вы еще не уехали?..

— Я в Польше на поле брани… Но дух мой здесь… Душа моя в тоске смертельной… Она больна и за Фридриха, и за тебя, фрау Мария, и за детей твоих…

— Берта!..

— Внимай, внимай словам духа моего и не прерывай речи моей, ибо недолго мне суждено быть с тобою… Слушай, фрау Мария… Я уже спасла Фридриха от петли… Теперь спасу его от тюрьмы… Верь мне, Мария, и люби меня!.. Твой муж чист перед тобой… Нас связывала с ним любовь к родине, нас спаивало общее дело жгуче-опасное, мы любили друг друга, как брат и сестра… Телом он остался верен тебе… Ты должна пожертвовать собой, чтобы спасти этого великого человека… Он чист перед тобой, но чист он и перед твоим отечеством…

— Он не шпион! — радостно воскликнула Марья Николаевна.

— Он чист перед твоим новым отечеством! — отчеканила Берта. — С тех пор, как Фридрих твой муж, твое отечество — Германия…

— Но Фридрих поклялся мне, что это только формальность… Он дал слово принять русское подданство, и тогда я снова по мужу сделалась бы русской подданной…

— Но сейчас ты германская подданная и должна гордиться таким мужем, как Фридрих…

— Но я мать русских детей…

— Когда дети вырастут, они поймут, что их мать была героиней!..

— Нет, нет… дети будут презирать меня, если узнают, что я пошла против родины…

— Но еще больше будут презирать тебя, если узнают, что ты могла спасти их отца и не захотела…

— Я могу спасти Фридриха!

— И можешь, и должна!

— Клянусь тебе, что я спасу его!

— Клянись головой своей!..

— Клянусь моей головой!..

— Клянись головою детей!..

— Клянусь головою моего сына Владимира и дочери Елизаветы, что я спасу их отца какой бы ценой не стало… Жизнь без него для меня немыслима… Я уже и так задумываюсь о смерти…

— Фрау Мария, задумывайся о жизни и беспрекословно, слепо повинуйся мне. И ты будешь счастлива. Ты видишь перед собой мой дух, вызванный гипнотизером. Телом я сейчас в госпитале. Перевязываю раненых. Уже полночь. Целый день с утра подвозили несчастных. Целый день без устали обмывала я им раны. Русские дерутся жестоко! Мы не ожидали такого серьезного отпора, и сестер у нас и лазаретов меньше, чем надо. Ну как помочь! Раненых везут, везут… Вот внесли несчастного, у которого оторваны обе ноги… Вот на носилках другой со сплошным кровавым блином вместо лица… Вот еще, еще ужаснее… Мое тело с ними… А дух с тобой… Слепо повинуйся мне; ты видишь, что теперь мое счастье не в личной жизни. Если бы я даже и имела какие-нибудь права на Фридриха, я все равно отказалась бы от них, так как теперь мне не до личной жизни… Но Фридриха мы должны спасти, потому что это гениальный человек. Он должен быть счастлив и будет счастлив с тобой… Только слепо исполняй мои приказания… Завтра же возьми с собой на свидание с мужем Тау-бе… С Фридрихом видеться ему не позволят, но он познакомится с персоналом тюрьмы и…

Бум ку-ку!..

Часы пробили половину первого.

В комнате погасли огни.

А когда они через мгновение вспыхнули, на месте Берты стоял какой-то почтенный седовласый мужчина профессорской наружности и, поглаживая широкую окладистую бороду, как ни в чем не бывало, бархатным баритоном гипнотизера Таубе продолжал речь Берты:

… — И это знакомство даст возможность принять тот или иной план. В котором часу вам назначено свидание с мужем…

— От 12 до 2-х…

— Ровно в одиннадцать я буду у вас. Зовите меня профессором… Я Иван Иванович Кебецкий… Впрочем, завтра успеем условиться обо всем. Теперь же вам пора домой…

Ловким движением Таубе сорвал парик и бороду.

— Как в кинематографе! — подумала Мария Николаевна.

— Как в кинематографе! — словно читая ее мысль, повторил Таубе.

XIX. ПРОФЕССОР КЕБЕЦКИЙ

Помощник начальника тюрьмы очень подозрительно посмотрел на спутника Марии Николаевны.

Он не любил, чтобы даже в контору входили посторонние лица.

Но когда Мария Николаевна представила ему:

— Профессор Кебецкий. Разрешите профессору подождать в конторе. Он не оставляет меня ни на шаг, это мой тиран…

Бравый офицер почтительно приподнялся и, подавая посетителю руку, пробормотал:

— Конечно… Я так счастлив познакомиться с таким знаменитым ученым. И как это я сразу не узнал вас по портрету в «Ниве»… Не угодно ли вам пройти в мой кабинет… Здесь в общей комнате не так приятно…