Берта Исла

– Да, я хочу знать, в какой мере профессор Уилер во всем этом участвовал, хочу знать ваше мнение. Я не стану выяснять с ним отношения, если вы скажете, что этого делать не стоит. Если вы считаете, что его вины тут нет и он ничего не знал. С главным виновником я уже встретился и предъявил ему счет – насколько возможно, разумеется. Есть люди, против которых ты бессилен, как бы тебе ни хотелось убить их. Со временем ты начинаешь понимать это и принимать как факт. Чьи-то putadas[54] приходится проглатывать, и максимальная форма протеста – высказать им в лицо свое возмущение. – Тут он вставил испанское слово – в конце концов, и Саутворт, и Уилер были испанистами. – И нельзя мстить государству, Короне. Корона всегда выйдет победительницей, Корона слишком большая, она сильнее, у нее есть законы, которые она меняет, игнорирует и нарушает безнаказанно. И Корона тебя раздавит. Когда нельзя перевернуть страницу назад, когда невозможно вернуться в прошлое… Знаете, последнее, чего следует ждать в нашем мире, – это справедливости, возмещения убытков. Никогда не следует. Человек может – если может – нанести ответный удар и почувствовать легкое удовлетворение, но совсем недолгое. Нельзя наверстать потерянное. Я часто повторял это Мэг, и она выходила из себя, потому что я никогда не объяснял, кого имел в виду и почему так говорил. Она смотрела на меня с любопытством и страхом, раздумывала над тем, что же такое со мной произошло и что именно я потерял. Она так ничего и не узнала обо мне – только мое настоящее и что-то смутное о прошлом. Ее удивляло, что у меня нет родственников или я про них почему-то никогда не упоминаю – ни про родителей, ни про братьев и сестер, вообще ни про кого. Никто ни разу не приезжал в наш провинциальный город, чтобы повидаться со мной, никто не написал мне ни одного письма. Поначалу я пару раз придумывал себе какие-то поездки, но потом плюнул и перестал об этом заботиться: на самом деле я в таких случаях просто снимал номер в гостинице на две-три ночи и днем почти не выходил оттуда, чтобы, не дай бог, не столкнуться на улице с Мэг.

– Мэг? Это вторая жена?

– Да, мать моей маленькой дочки. Но в самом начале я ни о чем таком не думал. Надеялся, что долго там не пробуду, поэтому не хотел завязывать никаких отношений, никаких прочных отношений. Самым разумным было бы вести положенные мне уроки и жить незаметно – оставаться серым, ничем не примечательным типом. По субботам я посещал матчи местной футбольной команды, которая входила в премьер-лигу и боролась за то, чтобы из нее не вылететь. Я старался не казаться странным или нелюдимым. И рассчитывал, что без особых проблем перенесу одиночество, ведь мне доводилось попадать и в куда худшие ситуации. Но отказ от активной работы, требующей постоянного напряжения, на пользу не идет, недостаток адреналина – это опасно. Время тянется медленно, ты скучаешь, и надо с кем-то отводить душу. Однако прослыть putero[55] — тоже не лучший вариант, в таких городах все про всех всё знают. – Он снова вставил в свой рассказ испанское слово, словно любые производные от puta звучат нагляднее и выразительнее. – И в конце концов, самому мне ничего делать не пришлось – на самом деле это она, Мэг, все провернула. Я имею в виду наше сближение, соблазнение – ну, вы меня понимаете. Она была медсестрой в стоматологическом кабинете. Однажды я пошел к дантисту, и там мы познакомились. Было несколько невольных или вольных прикосновений, и пока она мной занималась, ее грудь то и дело появлялась прямо перед моими глазами. Пара шуток, когда я приходил, еще пара – при прощании. Она была смешливой, что мужчинам обычно нравится. Возможно, не стоило бы этого говорить, но она сразу же решила меня завоевать и взяла на мушку. Ну и… Белый халатик, обтягивающий фигуру, соблазнит кого угодно. – Он замолчал, спросив себя, падок ли мистер Саутворт до женских прелестей, но потом решил, что сейчас это не имеет никакого значения. Он продолжил: – Всего через несколько месяцев она уже хотела, чтобы мы поженились или хотя бы стали жить вместе. Она была гораздо моложе меня, во всяком случае, так это чувствовала сама – тут ведь дело не только в годах. Ничто не мешало мне жениться – по бумагам я был холостяком. Я мог бы стать ее мужем, а потом испариться, не прощаясь и ничего не объясняя, едва мне позволят вернуться в мой мир. К этому я тоже успел привыкнуть – внезапно появляться и так же внезапно исчезать из чьей-то жизни. Несколько месяцев здесь, несколько там, изображая другого человека (однажды это растянулось на целых два года), а потом, выполнив задание, сматывать удочки.