Берта Исла

В 1969 году Европу захлестнули мода на политику, а также мода на секс, и обе коснулись главным образом молодежи. Парижские волнения мая 1968-го и Пражская весна, раздавленная советскими танками, взбудоражили – хотя и на короткое время – половину континента. А в Испании все еще сохранялась диктатура Франко, установленная более трех десятилетий назад. Забастовки рабочих и студентов заставили франкистский режим объявить на всей территории страны чрезвычайное положение, что было скорее эвфемизмом, способом еще больше ущемить и без того скудные права граждан, расширив права и безнаказанность полиции, развязав ей руки, чтобы она делала все, что хочет, и со всеми, с кем хочет. Двадцатого января умер, находясь под арестом, студент юридического факультета Энрике Руано, которого тремя днями раньше задержала грозная Политико-социальная бригада[2] за то, что он разбрасывал листовки. Официальная версия, все время менявшаяся и грешившая массой нестыковок, гласила, что этот двадцатилетний парень, когда его привезли в здание на нынешней улице Принца де Вергара для проведения обыска, вырвался из рук трех сопровождавших его полицейских и выбросился из окна седьмого этажа. Министр Мануэль Фрага и газета АВС постарались изобразить гибель Руано как самоубийство и ссылались на его психическую неуравновешенность. На первой полосе газеты с продолжением на следующей было опубликовано письмо Руано врачу-психиатру, но из текста письма сделали нарезку и подправили его, чтобы выдать за фрагменты личного дневника. Почти никто не поверил в эту версию, и гибель арестованного сочли политическим убийством, поскольку студент являлся членом Фронта народного освобождения, или попросту “Фелипе”[3], подпольной антифранкистской организации, не слишком влиятельной, какими в силу обстоятельств были почти все тогдашние организации (не слишком влиятельными и непременно подпольными). В официальную версию никто не поверил, потому что все правительства времен диктатуры имели привычку беззастенчиво врать, и вот двадцать семь лет спустя, уже в годы демократии, состоялся суд над теми тремя полицейскими, тело Руана было эксгумировано, и эксперты установили, что у жертвы была отпилена ключица, через которую, вне всякого сомнения, прошла пуля. В свое время результаты вскрытия фальсифицировали, родственникам не позволили увидеть погибшего, а прессе запретили печатать траурное сообщение; затем отца студента вызвал к себе лично министр информации Фрага и убедительно советовал воздержаться от жалоб, а лучше вообще помалкивать. Министр сказал якобы следующее: “Не забывайте, что у вас есть еще и дочь, подумайте о ней”, – имея в виду сестру Руана Марго, которая тоже была замешана в политику. Однако к моменту судебного разбирательства прошло слишком много времени, и уже ничего нельзя было доказать, поэтому с полицейских (их фамилии Колино, Гальван и Симон) сняли обвинение в убийстве, хотя юношу наверняка каждый день пытали, а под конец отвезли в квартиру на улице Принца де Вергара, застрелили и выбросили в окно. Именно так считали его товарищи в 1969 году.

Возмущение студенчества было настолько сильным, что в протестных акциях участвовали даже те, кто прежде политикой не интересовался или предпочитал не рисковать и не искать лишних проблем на свою голову. К числу таких относилась и Берта Исла. Друзья с факультета уговорили ее пойти вместе с ними на митинг на площадь Мануэля Бесерры, расположенную недалеко от арены для боя быков “Лас-Вентас”. Подобные акции были под запретом и потому продолжались недолго: разгоном занимался Вооруженный полицейский корпус, служивших там из-за цвета формы называли “серыми”, и они обычно заранее знали о планах протестующих и особенно с ними не церемонились. А если бунтовщикам удавалось образовать плотную колонну и пройти сколько-то метров, выкрикивая лозунги, не говоря уж о швырянии камней в витрины магазинов и стены банков, полицейские – пешие или конные – сразу пускали в ход свои черные длинные и гибкие дубинки (у конных более длинные и гибкие, похожие на укороченные бичи). Надо ли говорить, что среди них нередко попадался придурок или слишком нервный тип, который хватался за пистолет, чтобы нагнать побольше страху на митингующих или поменьше бояться самому.