Берта Исла

– Да, я женился много лет назад, в семьдесят четвертом, в Мадриде. Она была моей невестой, еще когда я учился тут. Берта. Не знаю, говорил ли я вам о ней тогда. У нас родились двое детей – мальчик и девочка. И вот уже двенадцать лет, как я не видел их и не разговаривал с ними, я сам себе это запретил ради собственной безопасности, чтобы выжить. Они считают, что я умер, если только поверили в мою смерть, я имею в виду Берту. Думаю, она поверила, но не знаю, как она к этому отнеслась, а как отнеслись все остальные, не важно. Потому что официально я мертв, мистер Саутворт, меня больше не существует. И у меня есть другая дочь, от другой женщины, с которой я прожил несколько лет и которая не знает моего настоящего имени. – Теперь он употребил слово woman, а не wife. – Девочка носит не мою фамилию, а выдуманную, которую мне пришлось взять после моей смерти и которая до сих пор указана в моих документах. Но скоро я опять стану Томасом Невинсоном и покину списки умерших. Боюсь, однако, что эта девочка навсегда останется с фальшивой фамилией. И вряд ли я смогу следить за ее судьбой – и даже получать какие-нибудь сведения о ней. Ну а жизнь моих испанских детей от меня в большой степени уже ускользнула, теперь ускользнет и жизнь английской дочки, и ничего тут не поделаешь. Ее мать не захочет, чтобы я вдруг снова возник. Она устала от моих тайн, от моей уклончивости, от моей пассивной и странной жизни. И девочку она, конечно же, оставила при себе, ведь дети, они чаще всего принадлежат женщинам. Ее и девочку я тоже уже какое-то время не видел, но не так долго. А вы? Вы женились? У вас есть дети?

– Нет. Это не для меня, – ответил мистер Саутворт, не вдаваясь в подробности.

Томасу он всегда казался человеком, который почти с религиозным рвением отдается преподаванию, музыке, литературе. Его жизнь вне стен университета была тайной, если только такая жизнь вообще существовала.

– Так ты говоришь, что ничего не знаешь про свою жену? Уже двенадцать лет? Но это немыслимо!

– Я не видел ее и не разговаривал с ней – вот что я сказал. Но кое-что мне все-таки известно – про нее и про детей, которые уже почти перестали быть детьми. Тупра сообщает мне о главном – время от времени сообщает. Что у них все хорошо и они ни в чем не нуждаются. Чтобы я не беспокоился, насколько это возможно, и чтобы не поддавался разного рода соблазнам. И так продолжалось много лет. Я знаю, что Берта официально признана вдовой со всеми вытекающими отсюда последствиями – и здесь, и в Испании. Что она не вышла вторично замуж, хотя вполне могла бы. Именно это позволяет мне думать, что она так до конца и не поверила в мою смерть. Ведь мое тело не было найдено. Согласно официальной версии, я пропал без вести в Аргентине. А так как произошло это достаточно давно, по закону меня признали умершим. Да, умершим я числюсь тоже давно, не сомневайтесь.

– Среди стольких прочих мест они выбрали Аргентину… – пробормотал мистер Саутворт не без иронии. – Не слишком ли затейливо? Не слишком ли далеко? Даже Борхес уехал оттуда – и, видимо, не случайно.

– Как я вижу, вы даже не заметили, что мы вели с этой страной войну. Поразительно, как быстро про нее забыли.

И вспоминают исключительно когда играют между собой наши сборные по футболу, вот тогда на какое-то время разгораются страсти.

– Да, конечно, ты прав, так оно и есть. Мало кто вспоминает про ту войну. Так ты принимал в ней участие? И тогда же состоялся футбольный матч?[52]

Про футбол мистер Саутворт, как оказалось, тоже ничего не знал.

– Участвовал или нет, это не имеет никакого значения. Официальное сообщение гласит, что да, участвовал, что там я бесследно исчез и больше обо мне никто ничего не слышал. Наверное, стал жертвой разбушевавшихся аргентинцев. Какая разница? Я вам сказал, что побывал во многих местах, и надо было дать какие-то объяснения моей семье. А также соответствующему отделу в Форин-офисе, где о таких вещах понятия не имеют. С их же одобрения им мало о чем рассказывают.

– И в результате – двенадцать лет.