Я не ожидала услышать от него такой речи, проникнутой чувством собственной правоты и, по сути, совершенно нехарактерной для него, человека, внешне апатичного и безразличного к себе самому. В том, собственно, и крылась в немалой степени его привлекательность: он вроде бы жил в мире, не слишком интересуясь делами этого мира, а еще меньше – своим местом в нем. А потом стал угрюмым, иногда раздраженным, и теперь я понимала почему, но он никогда и ни о чем не говорил с таким пафосом. “Конечно же, его там вымуштровали, убедили в важности их работы, – подумала я. – Всем нам хочется верить, будто без нас никак нельзя обойтись и мы вносим что-то в общее дело уже самим своим существованием, то есть наша жизнь не совсем бесполезна и бессмысленна. Я и сама, став матерью, считаю себя чуть ли не героиней и шагаю по улице так, словно заслуживаю особого уважения и благодарности, как, впрочем, и другие мамаши. Я не сомневаюсь, что внесла свой вклад в целое: на земле появился человечек, который, возможно, когда-нибудь сыграет очень важную роль. Бедный ребенок, бедные дети, знали бы они, какие безумные надежды мы на них возлагаем. Почти всем нам хочется верить в это, хотя большинство знает, насколько наши ожидания тщетны. Все то, что перечислил Томас, будет так же действовать и без нас, потому что мы взаимозаменяемы, и на самом деле уже выстроилась бесконечная очередь из ожидающих, пока мы освободим им свое место, каким бы скромным оно ни было. Если мы исчезнем, наше отсутствие не будет замечено, пустота заполнится немедленно, как самовосста-навливающаяся ткань, как хвост ящерицы, который способен снова отрастать, и никто не вспомнит, что хвост был оторван. А вот Томасу представился случай считать себя важным лицом, как он только что заявил, часовым, который не покидает свой пост, защищая Королевство, и который дает другим возможность спать спокойно. Но как можно быть настолько наивным и легковерным, чтобы дать обмануть себя пустой риторикой? Потому что все это – лишь патриотическая болтовня, хотя в ней неизбежно присутствует и некая доля справедливости, поскольку она всегда опирается на половинную правду: ведь и на самом деле существуют и вражеские козни, и враги, и угрозы. Поэтому и оказываются такими податливыми массы, жадные до упрощенных формул и мнимых истин. Но ведь Томас – это не масса, во всяком случае, раньше он не был частью массы; надо полагать, ему пришлось запастись оправданиями для своего решения и он отыскал нужные аргументы; никто не способен окунуться в такого рода фальшивую жизнь и отказаться от своей настоящей жизни, о которой мечтал и которую уже спланировал, не убедив себя, что ты исполняешь очень важную для других службу, защищая то, что он придумал называть Королевством, то есть свою страну. А с каких это пор, интересно знать, Англия стала его страной?”
Томас перестал есть или решил выкурить сигарету. Он встал из-за стола, подошел к балкону, чтобы через стекло взглянуть на грозу и на подвижные кроны деревьев. Пока мы были в спальне, дождь прекратился, но теперь опять зарядил. Я встала рядом с ним и сказала:
– А как получилось, что ты решил служить у них, если вырос в Испании? Только не рассказывай мне сказки – ты такой же испанец, как я. И всегда был испанцем. Когда в тебе проснулся английский патриотизм? С каких пор ты перестал считать себя своим в Испании? Ведь твой сын и я – мы живем здесь.
– Нет, Берта, я вовсе не такой же испанец, как ты, – ответил он. – Ты коренная жительница Мадрида, с какого бока ни посмотри, а я нет. Зато там меня заметили. Там разглядели мои возможности и поняли, что я им нужен. Там оценили мои способности, а человек во многом принадлежит тому месту, где его ценят и считают полезным, вот что главное: тому месту, где он востребован. Здесь я никому не был нужен. Для нашей страны характерно, что она разбазаривает то, что имеет, если не гонит вон или не преследует. А кроме того, здесь мы знать не знаем, чем все это закончится. Если бы, допустим, мною заинтересовались здесь, я все равно не стал бы служить диктатуре. Ведь и тебе это тоже совсем не понравилось бы и удивило бы еще больше, ты бы мне такого точно не простила. Четыре дня назад председателем правительства все еще был Ариас Наварро[24]
. Да и про этого Суареса[25] ничего толком не известно. Мы считаем, что он хочет произвести радикальные перемены, но надо еще посмотреть, так ли это и позволят ли ему, даже если король целиком и полностью его поддерживает.