Беру все на себя

— И это за то, что я тебе жизни и здоровья пожелал, — продолжил Михаил, — и исполнил… М-да… А все почему? Да потому, что желание твое не княжье, не воля повелителя, а порыв простого человека. И кто же из нас после этого ближе к смерду? Я или ты?

Чего стоило Всеволоду по-прежнему лежать молча и с закрытыми глазами, было видно по тому, как дернулись пальцы его здоровой руки.

— Поддайся я простым желаниям, разорял бы сейчас окрестности Городно, как ляхи мое Погорынье разоряли. Веси бы жег, полон набирал, молодух да девок… Сам знаешь, чего рассказывать? И остановить меня было бы некому — дружина-то твоя с ляхами под ручку где-то гуляет. И тебя связанного, в простой телеге к княжьему терему в Турове привез бы, чтобы, значит, ты на себе ощутил. А князь Вячеслав на тебя бы глянул…

Всеволод отчетливо скрипнул зубами.

— И греха бы в том не было! — повысил голос Михаил. — Ибо сказано в Писании: «Око за око, зуб за зуб»! Не нарушил бы я соразмерности воздаяния! Однако сижу вот рядом с тобой да пытаюсь объяснить, что властитель, коему десятки и сотни людей повинуются, в желаниях своих, даже самых простых и справедливых, не волен. Я! Тебе! КНЯЗЮ! РЮРИКОВИЧУ!! Это как понимать? Я-то, дурак, на науку надеялся — ждал узреть пример того, как рожденный повелевать ниспосланные Господом испытания превозмогает! А что увидел? Простеца отчаявшегося? Бешенство бессильное? Так то я зреть мог и у холопов не единожды! Ты за что под рубахой хватался? Не за оберег ли языческий?

— Замолчи!.. Ты не смеешь!.. — Всеволода все-таки проняло.

— Смею, ибо прав! Перед Господом все равны, но с властителей у Него спрос особый! — Михаил твердо взглянул в бешеные глаза собеседника и подчеркнуто спокойно добавил: — И не дергайся, лекарь к тебе не набегается.

— Да что ж ты вцепился-то, клещ?! Чего тебе надо?

— С князем хочу совет держать, с властителем земель и человеков, а не с лягухой, телегой перееханной.

— Да чтоб ты сдох…

— Все под Богом.

Оба умолкли. Михаил просто ждал, перекатывая в зубах сорванную травинку, а князь Всеволод Городненский… По всему было видно, что мысли у него толкутся, как народ на торгу. Можно было с большой долей уверенности предполагать, что ТАК с ним не разговаривал еще никто. Хотя… может быть, и разговаривал, но не при таких обстоятельствах, и не непонятный мальчишка — сотник (в его-то годы!) какого-то Погорынского войска, про которое никто и не слыхал никогда.

Молчание было долгим, Михаил даже начал опасаться, что Всеволод так и останется безмолвным — уйдет в себя, замкнется в своей беспомощности и безнадежности.

«Ну же, тебе ж все сказано, феодал задрипанный! Ты князь, управленец, туды тебя в стольный град и княжий терем! От тебя ждут не эмоций, а управленческого решения! Я же ясно показал: мог бы, но не стану! Ну! Должна же быть хоть какая-то ответная реакция! Неужто тебя так затюкали, что совершенно отбили способность к самостоятельным решениям? Только „на психе“ можешь сорваться, очертя голову, раненый, всего с двумя десятками…»

— Ты сказал: совет держать?

«Ну, слава богу, наконец-то!»

— Да, так и сказал.

— С пленником беспомощным?

— С князем. Пленный, не пленный, ты — князь. Я же сказал: мне с тобой не равняться, что бы там ни было. Тебе повелевать свыше дано, от рождения!

— Так что ж ты грубишь предерзостно?

— Пока ты ведешь себя, как простец… Я сказал «пока»! — отреагировал Михаил на еще не высказанное возмущение. — Для простеца это не грубость. Я бы и потерпел, но мне князь нужен, да и тебе тоже.

— Для чего?

— Дабы разорвать круг несчастий, тебя объявший. Отыскать первооснову, источник их, и ударить именно туда, иначе несчастья лишь приумножаться будут, и грядущее твое темно и грозно. И не только твое — расширяющийся круг несчастий и других захватывать непременно начнет, всех, кто с тобой так или иначе связан.

«Ой, блин, слышала бы эту пургу Нинея! Умилилась бы до слез старуха».

— Да что я тебе говорю? Ты ж лучше меня это все видишь!

— Ну… гм, допустим. — Всеволод, похоже, принял все сказанное всерьез. — И что?

— Семью твою выручим… По дороге-то, чай, твои люди тебе поведали, как мы такие дела делать способны? Ну так вот: выручим, а дальше-то что? Что после этого будет? По-моему, подумать не грех.

— А ты, значит, и грядущее прозревать способен? — Князь упорно продолжал придерживаться саркастического тона. — И что ж тебе открылось?

— Ничего пока не открылось, ибо будущее вершится нашими нынешними деяниями. Жду твоего поступка — княжеского, а не простецкого.