Беру все на себя

Народишко, конешное дело, из ворот порскнул в разные стороны. Кто правильно сторону угадал — спокойно ушел, а кто не угадал, за теми я погнался. Господи, вот она, волюшка-то! Ничего не страшно, нигде не болит, ног под собой не чую, тело будто бы само летит — свобода! Душа поет: «Му-у-у!!!» Людишки тоже чего-то верещат… наплевать! Хорошо-то как! Воля!!! Понял я, сколь сладостно было тому бугаю в облике человеческом мне в затылок сопеть! Еще наддал — эх, догоню! — они тоже шустрей ногами перебирать стали… Красота! Воздуху в грудь набрал и еще: «Му-у-у!!!». Хорошо! Истинное блаженство познал — чистое и незамутненное, да и в задумчивость ни вот ни чуточку не впадаю, наоборот, никакие мысли не угнетают! Опять: «Му-у-у!!!»… А из-за угла, мне навстречу, тоже: «Му-у-у!!!»… и ка-ак мы лоб в лоб…

Илья звонко шлепнул себя кулаком в раскрытую ладонь, вздохнул и прикрыл глаза, словно вспоминая нечто чрезвычайно приятное. Помолчал немного и продолжил свое повествование:

— Ну кончилось все хорошо. Бугай-то умнее, чем я думал, оказался — за той бабой, что лукошко с яйцами несла, побежал. Скотина скотиной, а разумеет, где веселее. Баба тоже не дурой оказалась — как приперло, так это самое лукошко ему на башку и надела, так что на меня он уже сослепу налетел — яйца-то размазались да глаза ему залепили… Видать на голос шел. Потом его собаками в речку загнали — охолонул, успокоился… А меня вчетвером с крыши снимали… и что самое обидное — никто не признается: сам я туда запрыгнул, или меня бык закинул? Так до сих пор в неведении и пребываю. Но волю истинную познал… да, познал. Придется ли еще когда? Бог весть…

Байка была, прямо сказать, не шедевр, случались у Ильи и гораздо удачнее, но отроки гоготали исправно — много ли ребятам надо? Мишка же остался совершенно равнодушен — еще ТАМ достаточно наслушался историй о легкоатлетических подвигах сельского населения, стимулируемого крупным рогатым скотом. Однако перед сном вспомнилось: «Ничего не страшно, нигде не болит, ног под собой не чую, тело будто бы само летит — свобода! Хорошо-то как! Воля!!!» И подступающий сон как ветром сдуло!

Снова, в который уже раз, всплыла неуверенность в себе, вернее, в собственном организме. Если когда-то приступы неконтролируемого бешенства еще была надежда как-то одолеть, а над диагнозом отца Михаила — берсерк — можно было втихомолку посмеяться, то после схватки на угнанной из Пинска ладье эта проблема предстала перед Мишкой в совершенно ином виде. Не до смеха, как бы слезами не кончилось, причем слезами кровавыми.

«Когда вы, сэр, первый раз „себя потеряли“? Помните? Именно, именно — на дороге в Кунье городище, когда убийцу Чифа „вычислили“! Тогда-то вы и дали ратнинцам повод вспомнить „Бешеного Лиса“. Потом… вспоминайте, вспоминайте! Да, когда вам не удалось догнать и зарезать Спиридона. Ножик тогда еще сломали. Ведь натурально на стенку кидались — дурдом, да и только. Дальше — больше. При штурме Отишия как вас скрутило, когда вам показалось, что Роську убили? Аки зверь лютый рычали, а потом и вовсе бред начался — десятки отроков, атакующие по крышам, вам собственными крыльями представились, птицей Стимфалидой себя почувствовали! Ну, и наконец, отражение абордажа. Вот тут уже совершенно классическая картина берсеркерства — почти ничего не помните, на своих кидаться начали, а потом полная прострация и бессилие. Разве что пена изо рта не шла да край щита не грызли. Выходит, не ошибался отец Михаил?