Беруны. Из Гощи гость

путники перебирались вброд, с гомоном лесной птицы и мельканием белки меж древесных

ветвей.

XXIV. ВЕСЕЛЬЩИК МИТЯ СООБЩАЕТ ВЫГОРЕЦКИЕ НОВОСТИ

После этой ночевки у Семена Пафнутьича снова завелись денежки – алтыны и полтины,

которые он ревниво прятал в сапоги, рассовывал по потайным карманам армяка и запускал за

пазуху в висевший у него на шее кожаный кошель. И где за деньги, где за спасибо

подвигались наши путники вперед то в телеге, то пешком, а то и водою по рекам и озерам в

длинных узких поездниках1 или на медленно шедших по течению перильчатых ведилах2.

Обходили воеводские избы, обедали под кустом, ночевали на мирских постоялых дворах или

в особых попадавшихся по пути и хорошо ведомых Семену Пафнутьичу раскольничьих

подворьях. И так вот, по многим путям и водам многим, добрались они до большой воды, до

озера Онега, на коем парусов и не счесть. Близка была Выгореция, где покой, и сытость, и

всякое изобилие. И стоило только сойме3, на которую погрузились беглецы, дойти по

выпавшему тиховодью до Пигматской пристани, как здесь начиналась настоящая жизнь: без

скудости, без страха и без постоянной оглядки.

Пигматка так и кишела знакомцами Семена Пафнутьича. Здесь, в этой пристани

выгорецких раскольников, полно было кораблей, которые шли с Вытегры, груженные хлебом,

буйным зерном ржаных поволжских раздолий. Сюда, в Пигматку, доставлялась с Поморья

семужная и иная красная рыба, которая шла далее водою и сухопутьем к охотным и рыбным

рядам в столицах. И здесь же, в верфи, выгорецкие плаватели строили свои онежские

1 Поездник – длинный узкий карбас.

2 Ведило – плот с перилами; служит для сплава смолы в бочках и дров

3 Сойма – парусное одномачтовое судно, раза в полтора-два больше шнеки.

галиоты и всякие мелкие суда, покрывавшие весь берег в этом месте.

Не успели беглецы сгрузиться в Пигматской пристани, а Семен Пафнутьич поправить на

голове шляпу, захлобучившую ему уши и глаза, как среди прочего набежавшего люда они

заметили вёсельщика Митю, который уже проталкивался к ним сквозь тесно обступившую

их толпу.

У безусого прошлым летом парня теперь появился пух на подбородке, и малый говорил

петухом, выкукарекивая слова то дискантом, то басом.

– А где ж медведь? Савка? – кукарекнул он как можно тише на ухо Степану.

Но Семен Пафнутьич так цыкнул на парня, что тот скоренько юркнул в толпу, а у самого

Семена Пафнутьича, тряхнувшего при этом головою, снова наползла на глаза шляпа.

Семен Пафнутьич пошел к гостинице, которая помещалась в трехъярусной избе на

зеленом пригорке, а за выгорецким трудником шли беруны и валил народ. Весельщик Митя

плелся позади и никак не мог понять, куда же все-таки девался ошкуй и как же теперь Степан

без ошкуя. На крыльце Семен Пафнутьич, пропустив в дверь берунов, выискал в толпе Митю

и позвал его в избу. И здесь, дав малому рыбник, стал за трапезою чинить ему допрос.

Митя пихал себе в рот куски рыбника и, когда проглотил последний кусок, стал

выкукарекивать Семену Пафнутьичу выгорецкие новости. Сидит-де теперь Никодим

Родионыч в Суме, лодью на Новую Землю снаряжает. И послал Никодим Митю из Сумы за

якорем. И сказал: «Как поедешь за якорем, то забеги в Лексу и скажи там, что в пятницу

буду». А в Данилове в кузнице сделан им якорь новый, тяжелый. А у Никодима Родионыча в

лодейном покойчике стоит теперь чайник медный, невесть отколь взялся...

Семен Пафнутьич снова цыкнул на Митю и стал гнать его из горницы, но малый не хотел

уходить и все льнул к Степану, изворачиваясь так, чтобы миновать рук Семена Пафнутьича.

Тогда Семен Пафнутьич сунул ему ещё один рыбник. И пока парень запихивал тесто с

начинкой себе в рот, стараясь не обронить ни крошки, Семен Пафнутьич вытолкал его в сени

и запер дверь на крючок.

XXV. БЕГЛЕЦЫ ПРИЕЗЖАЮТ В ЛЕКСУ

Ранний рассвет чуть занимался над безлюдной еще Пигматской пристанью И было ещё

влажно на заре, когда Семен Пафнутьич вышел босой, в одних портках на крыльцо и

весельщик Митя стал запрягать лошадей в две телеги, которые он выкатил из-под навеса,

распугав там кур, очумевших от столь рановременного разгона. Лошади – то ли от этакой

рани, то ли от Митиной глупости – никак не становились в оглобли, входя туда передними

ногами, выходя тем временем задними и вертясь на месте. Семен Пафнутьич ругнул Митю

обалдуем и пошел сам запрягать буланую, пока Митя топтался с гнедой.

Беруны тоже встали и посреди двора, у водовозной бочки, плескали водою в заспанные

рожи. Они все поднялись до поры, чтобы в Лексе застать Никодима. Он обещался быть там в

пятницу, а ныне уже суббота вставала над миром. И две телеги шибко покатили по той же

дороге, по которой накануне Митя-весельщик проскакал воробьем. Парень ещё в Пигматке

норовил устроиться в одной телеге со Степаном, и это удалось ему, пока Семен Пафнутьич

лез к Тимофеичу, путаясь в своем необъятном, с чужого плеча, армяке. Митя был счастлив и