Берзарин

Комбат доложил, что эта спорадическая схватка происходит на Инвалиденштрассе, на территории три дня назад повторно очищенного от противника квартала. Это примерно в 500 метрах от моста Хандкруг. Командир полка незамедлительно послал туда, Боровкову, взвод автоматчиков под командой старшего лейтенанта Яценко и парторга Пономаренко. Дал им поручение — «спасать» тех чинов немецкой иерархии, которые выскользнули из рейхсканцелярии. Такое могли себе позволить только крупные шишки. Прибыв к месту схватки, Яценко и Пономаренко сразу же получили от комбата два экземпляра уцелевших беглецов. Комбат сберег пленных в подворотне, приставив надежную охрану. Их состояние было плачевным. То были обер-ефрейтор СС с расквашенной, но уже забинтованной физиономией, и контуженая девица-немка в черном дождевике. Установили, что обер-ефрейтор управлял броневиком, а девица оказалась машинисткой стенографического бюро заместителя министра пропаганды доктора Фриче. Машинная барышня ( tippfraulein)назвала себя Эрной.

Типпфройляйн Эрна сказала прибывшим сюда офицерам разведки штаба нашего 9-го корпуса, что тут где-то должны находиться Мартин Борман, генерал Монке, шофер фюрера Кемпке, хирург Штумфергер. Что это, бред? А может быть, и не бред?

Размазывая по лицу кровь и слезы, Эрна несколько раз повторила имя Бормана, ближайшего соратника Гитлера, начальника партийной канцелярии НСДАП. По ее словам, Борман уже здесь, на Инвалиденштрассе, принял яд.

— Где, где они? — тормошил Эрну переводчик из разведки. Но она вся дрожала и действительно бредила. Однако из невнятных фраз можно было понять, что эти люди сидели в броневике. Но сейчас? Броневик и танк — это уже груда искореженного металла. А над танком еще поднимался дымок, эту машину доконали трофейные фаустпатроны.

Обер-ефрейтора и типпфройляйн заботливо уложили на носилки, словно это были античные знатные римлянин и римлянка. Корпусные разведчики увезли их к себе. Проводная связь с Боровковым работала плохо, и Артемов многократно повторял свое требование погасить очаг, вывезти в медпункт всё, что еще подает признаки жизни.

— Пленных нет больше, — повторял голос с Инвалиденштрассе. Да их уже и не могло быть. Металл и взрывчатка превратили живую плоть в кровавое месиво.

Всё вокруг утихло. В подвалах близ артемовского КП, где разместилась санитарная рота, врачебный персонал, медсестры и санитары колдовали над ранеными бойцами и офицерами. Неподалеку был пункт, где такую же помощь оказывали раненым немцам. А штабистов потрясла страшная весть: в схватке с прорвавшимися из фюрербункера немцами пали смертью храбрых заместитель командира батальона капитан Кошурников, командир стрелковой роты лейтенант Личугин, помкомвзвода сержант Терехов… А ведь это произошло на рассвете 2 мая! После того как уже было объявлено о прекращении огня, о падении Берлина.

Следует отметить, что тогда Бормана, так сказать, правой руки фюрера, нигде не обнаружили. Обезображенных, обгоревших трупов было немало. Конкретно персоной видного фашистского функционера по-настоящему никто не занимался.

Однако до сведения любознательных довожу, что почти на протяжении четверти века о судьбе Бормана ходили лишь разного рода толки и пересуды. Были и всезнайки, уверявшие, что Борман улизнул из Германии и живет в Латинской Америке. Такая версия не нашла подтверждения. И только в апреле 1973 года в Берлине, на Инвалиденштрассе, при строительных работах обратили внимание на выброшенные с грунтом человеческие скелетные фрагменты. Судебно-криминальная экспертиза сделала вывод, что найдено захоронение Мартина Бормана. Домыслы и спекуляции прекратились. Генеральная прокуратура Франкфурта-на-Майне, рассмотрев материалы по эксгумации и разного рода свидетельства, определила: в 1945 году у моста Хандкруг был погребен Мартин Борман. Он юридически был признан мертвым.

Хозяева Берлина — генерал Берзарин и его 5-я ударная

Все стволы нашего полка стрельбу прекратили. И противник наш умолк, понадобилось некоторое время, чтобы люди, особенно те, кто сам вел огонь, пришли в себя. Тишина воспринималась по-особенному. Она казалась нереальной. Ее предстояло еще осмыслить. На Вильгельмплац оказалось многолюдно. Шли черные толпы немцев, мужчин зрелого возраста. Нашлось место, к которому они подходили и бросали свое оружие. В моем мозгу запечатлелись почему-то мужчины в гражданской одежде, бросающие автоматы в общую кучу. И уходящие в том направлении, которое им указали.