Берзарин

Войска 39-й армии перешли в наступление, имея справа 43-ю армию, в сложных условиях лесисто-болотистой местности прорвали мощную оборону противника на всю глубину, разгромили противостоящую группировку врага из шести дивизий. Около четырех суток длился этот кровопролитный бой. 18 сентября из Духовщины бежали остатки эсэсовских частей и сборных подразделений. Ночью в Духовщине над зданием школы в центре города взвился красный флаг. Его водрузили воины комкора Белобородова.

Эта победа войск Берзарина сыграла важную роль в завершении Смоленской операции и создала благоприятные условия для успешного наступления на Витебском направлении и охвата с севера немецко-фашистских войск, действовавших в Белоруссии.

Наступательную операцию, Духовщинско-Демидовскую, Николай Эрастович начал и закончил безупречно. В честь освобождения Ярцева и Духовщины Москва салютовала двадцатью артиллерийскими залпами. Отличившиеся части и соединения были удостоены почетного наименования «Духовщинских».

Фашистская техника и живая сила тонули при отступлении в зловонных, страшных болотах. Немецкие оккупанты, неся большие потери, без оглядки уносили ноги с российской земли. Фашистов провожали, минируя пути отступления и устраивая засады, партизанские отряды, бесстрашные герои-белорусы, добивая своих палачей и карателей.

Медики развернули пункт приема раненых в Духовщине в здании школы. В эвакогоспиталь, в котором работала Лариса Берзарина, в сопровождении двух своих друзей-партизан привели молодого парня с пышной бородой, Виктора Ключкова. У него гноилась рана, полученная в бою, но вовремя не обработанная.

Ключкову предлагали немедленную госпитализацию, но он попросил врачей дать ему возможность отчитаться перед командармом. Ему дали санитара в помощники и отпустили. Разыскали командный пункт. И партизанский разведчик, преодолев недомогание, взялся за дело. В первую очередь нашел командарма, который вместе с командиром корпуса Белобородовым, членами военного совета армии обсуждал вопросы своих дальнейших действий. Надо же было и передышку, хоть маленькую, позволить себе.

— Давай, Афанасий, сделаем «разбор полетов», — предложил Берзарин Белобородову, своему старому сослуживцу-сибиряку. — Нужна же нам хоть минимальная передышка! Вон на площади много-много гробов, проходят похороны жертв. Рыдает народ. Извлекли из подземелий трупы земляков, родных, замученных фашистами. На похоронах речь держал Ключков, его сменили другие офицеры-берзаринцы.

У явившегося к командарму и его соратникам партизанского разведчика на ремне через плечо висел пузатый портфель, набитый бумагами. Он так дорожил портфелем, что не мог доверить его санитару.

Белобородов и командарм не могли не уделить внимания молодому бородатому партизану. «Парень я молодой, а хожу-то с бородой» — при взгляде на Ключкова хотелось произнести слова песни.

Портфель его на столе раскрыт, из него выложены докладная записка, акты. Все это уйдет в Центральный штаб партизанского движения, которым руководит Пантелеймон Пономаренко. Боже мой! Такие бумаги в руках держать страшно. Они кровоточат.

Ключков стал докладывать Берзарину и его штабистам:

— Покажу, прежде всего, документацию относительно ныне покойной гитлеровской 252-й охранной дивизии. Была она сворой убийц и палачей для несчастной Духовщины. И что поражает: в ней служило не так уж много настоящих немцев-арийцев. Предатели, конечно, лопотали на немецком языке. Но если поскрести каждого, то выявляется, что он или литовец, или поляк, или чухонец, или латыш. Даже евреи попадаются — этим ловко удается выдавать себя за отменного немца-эсэсовца. Говор, ухватки. В рейхе широко используют наймитов-предателей. Кровавые дела удобнее творить руками волонтеров из местной сволочи.

— Что еще в ваших документах? — поинтересовался командарм.

— Не буду затягивать.

— Ничего. На это есть время.

— Докладываю: злодеяния оккупантов мы стремились оформить актами. Надеемся, они понадобятся юстиции. За два года оккупации здешним подкомендантом, вильнюсским поляком, служившим в гестапо, арестовано и казнено через повешение тридцать пять человек, в основном из местной молодежи, партизан и партизанок. Они были коммунистами и комсомольцами.

— И еще что? — спросили Ключкова.

— Мы задокументировали: расстреляно, замучено, раздавлено танками 1594 человека. Все — местные жители. Среди них есть и восьмидесятилетние старики и старухи, и десятилетние ребята — из начальных классов. Не щадили пацанов, не щадили детсадовцев, младенцев.

Ключков волновался, и сопровождавший его санитар накапал ему в стакан с водой какого-то лекарства.

— Угнанных в немецкое рабство, — продолжал Ключков, — всех физически годных к тяжелой работе, 13 547 человек. Только из одного района.

Подошел повар столовой военного совета. Спросил Берзарина:

— Кофе? Чай?

— Можно и то и другое. Мы уже в общем-то выяснили, кто дрался с нами. Но интересно: какие сведения имеют братья-партизаны?