Бес

А мне прокричать хотелось, что он конченый придурок, и что должен был спрятаться от пули, чтобы самому и присматривать за семьей своей. Что на хрена им такая замена не сдалась. Что это я, я никому не нужен, а у него полноценная семья, в которой он главный, которая захлебнется в своих слезах по нему. Тогда как никто бы не стал по мне. Глупая жертва. Только понимал, что он и половины уже не услышит, но ведь неугомонный же, пока не кивнул ему молча, пытаясь проглотить застрявший в горле комок из боли и ярости, не закрыл глаза. Так и смотрел в мои своими, пронзительно-карими, в которых ужас метался и та самая, моя боль.

В тот момент я думал, что самым тяжелым было смотреть, как потухает взгляд того единственного человека, которого я мог бы назвать другом… я ошибся. Как же, мать вашу, я ошибся. Потому что уже через несколько часов я стоял перед дверью в его квартиру и пытался подобрать правильные слова. Прокручивал их в голове всю дорогу в машине и ни одного найти не смог. Так и стоял молча, когда Маринка с дочерью на руках дверь открыла и удивленно поверх моего плеча посмотрела, выискивая глазами мужа.

* * *

Она пришла ко мне не сразу после его смерти. Видит Бог, если бы я за все время нашей с Жекой дружбы уловил хотя бы толику ее интереса ко мне, да к любому мужчине… хотя бы один намек… я бы убил ее, не позволив изменить Жене даже в мыслях. Нет, она была заражена его любовью ровно настолько, насколько он сходил с ума по ней. Слишком счастливыми, наверное, они были, раз эта сука-судьба решила разрушить тот самый их фонтан счастья до основания.

У нее не было мужчин после Жени. Я знал, потому что постоянно был рядом. Необязательно физически, но я всегда знал, где и с кем они. Я не переставал ездить к детям. Теперь уже в другой город, так как в нашем Марине оставаться стало невыносимо, да и для их безопасности, наверное, так было надежнее. Поэтому и перевез их сам лично в северную столицу, в ее с Женей родной город, где жили их родители.

Она пришла даже не через год или через два, а тогда, когда ее сыну потребовалась серьезная медицинская помощь. Наверное, думала, что, соблазни меня, добьется гарантии жизни для Марика. И если до того дня за один только неправильный взгляд, за одну только мысль о подобном я мог возненавидеть Марину, то тогда лишь восхитился ею. Зная, что за все это время ни с кем и никак… по крайней мере, мне было неизвестно о ее любовниках, как не было о них известно детям, за что я был благодарен этой женщине. Но все же пришла. Решив расплатиться тем единственным, что к тому моменту у нее осталось, так как всю свою недвижимость, все свое имущество родители продали, чтобы спасти сначала Женю, потом и Марка.

Не знаю, почему тогда произошло то, что произошло. Количество выпитого алкоголя или чувство вины с обеих сторон, а может, обоюдное желание сковырнуть рану, снова пропитаться всей той болью, что подтачивала нас обоих изнутри. Я как раз тогда был в Питере, где проходила премьера показа нового фильма с Ассоль. Смотрел тогда на нее в коротком красном платье, оттенявшем молочный цвет ее кожи, и представлял, как сворачиваю шею жирному ублюдку, ее мужу, так похотливо и нагло лапавшему ее перед сотнями камер.

Всего лишь вытащить пистолет из кармана и сделать несколько выстрелов. Достаточно даже двух, чтобы навсегда… навсегда стереть их мерзкие, словно нечеловеческие, улыбки с лиц. Но это было бы слишком быстро. Это означало бы, что эти твари не ответили по своим долгам в полной мере… а еще меня коробило от одной только мысли, что у них могло быть то самое "умерли вместе и в один день". Неееет… они будут умирать очень долго, гораздо дольше чем один день. И сдохнут раздельно и разной смертью. Я, правда, пока не решил, чья кончина будет более жестокой, но знал точно, что успею вдоволь насладиться криками их агонии.

А утром я проснулся в одной постели с женой своего лучшего друга, с матерью детей, которых давно уже считал своими, родными. Тем более что других у меня не было. Наверное, это было правильно. По крайней мере, случилось так, как случилось, и я не жалел об этом.

Нет, мы не стали жить вместе. Только короткое время, в которое я приезжал к ним, или когда увозил их на море. Она знала о моих женщинах. Точнее, об их наличии в моей жизни, но при этом никогда не устраивала сцен ревности. Марина никогда и не претендовала на что-то большее. Мне вообще иногда казалось, что нас объединил именно Женька. Память о нем. Странно? Возможно. Я бы сам удивился, услышав подобное от другого человека.

* * *

— Почему пилотом?

Я вышагивал по комнате с телефонным аппаратом в руках, следя по монитору за камерой Ассоль, в которой она неподвижно сидела на краю своей кровати. Детский голос заставил встрепенуться и вернуться мыслями к нашему с Марком разговору.

— Потому что полет — это свобода. Представляешь, ты летишь, а под тобой целое небо, уууух, — мальчишка выдохнул, будто наяву увидел облака под ногами.

— Это огромная ответственность за жизни десятков людей за твоей спиной.