Бес-фамильяр (СИ)

— Ответь, только честно, без прикрас, — Локи смотрел на отца искоса, они не останавливались, продвигаясь по аллее среди цветущих деревьев. — Ты бы позволил мне занять трон Асгарда? Ты был объективен, когда прочил трон Тору?

— Он - моё наследие по крови, — отрезал царь и вздохнул. — Не хитрец и не политик, он не раз споткнулся бы о подводные камни правления, но в итоге из него получился бы хороший царь, защитник всех девяти миров.

Локи вздохнул, что ж, он получил правду, хотя в некотором смысле Один был прав. Он хотел поступить как царь и желал оставить своё золотое царство под защитой воина.

— Но это вовсе не значит, что ты хуже, — снова заговорил всеотец. — Ты умён и хитёр, ты мог бы многого добиться, но избрал короткий путь.

Они свернули направо, и теперь им уже попадались на пути слуги и воины, которые бросали недоумённые взгляды на шествующих рядом Одина и Локи. Однако никто из встреченных по дороге асов не шептался за спиной, не выкрикивал в адрес изменника оскорбления, царскую чету просто обходили стороной.

— И какой, по твоему мнению, другой путь? — озадаченно поинтересовался маг, он наконец поймал взгляд отца, тот обернулся к нему, и уголок его губ дёрнулся в подобии улыбки.

— Престол Ётунхейма, ты кровный наследник Лафея, в тебе течёт кровь ледяных великанов и их сила, — отозвался Один. — Но в своей слепой ненависти к себе подобным ты готов был уничтожить целый мир.

Локи вдруг стало стыдно, впервые маг остро чувствовал отцовскую правоту. А ведь он мог заявить о правах наследника, подчинить себе Ётунхейм и править спокойно в свою угоду, как и хотел. Однако маг даже не задумывался об этом, он малодушно желал встать во главе Асгарда, «сесть на всё готовенькое». Когда всеотец изгнал Тора, и Локи занял трон, его опьянило чувство власти. Он — владыка всех девяти миров! Об этом он и мечтал. Но всё вышло из-под контроля, пошло кубарем, и Локи не смог остановить брата в его решимости свести счёты, не смог предотвратить разрушение радужного моста, который чудом восстановили. По сути, он нарушил размеренное течение жизни в золотом царстве, ему предоставили править, но асы всегда будут помнить его как самодура, а теперь и предателя, и эта слава никогда не изживёт себя.

«Всё, что я когда-либо делал, было впустую» — подумал Локи, и от этого ему почему-то стало невыносимо муторно идти рука об руку с царём Асгарда. Воплощением настоящей мощи и власти.

— Я хотел запереть тебя до перевоплощения, — снова привлёк внимание сына всеотец. — Я пришёл к Фрейе и просил её дозволения пленить тебя в теле животного. Она не позволила, много мне наговорила, но самое главное я понял. Я был зол на тебя, но злиться надо было на себя, в том, что ты стал таким алчным до власти, виноват только я. Я единственный отец, которого ты знал, и не лучший отец, если ты решил, что я могу тебя казнить.

— Это всё пустое, — отмахнулся маг. — Это больше не имеет значения. Я хотел сказать тебе следующее: даже если Регер очнётся, он вряд ли вспомнит хоть что-то, экстрактом отравили его внутренности, ему долго придётся восстанавливаться. А действовать нужно как можно быстрее. Визит должен быть крайне официальным и убедительно нейтральным по отношению к враждующим кланам, твоё появление едва ли будет выглядеть нейтрально.

— К чему ты ведёшь? — насторожился Один.

— Я пойду, — сообщил маг так, словно дело это было уже решённое. — Тор желает для меня достойного искупления, он его получит.

Один тут же остановился, с беспокойством воззрившись на сына. Второй раз он уже говорит о брате в таком контексте, словно что-то ему должен.

— Это исключено! — отрезал Один. — Я прикажу, Хеймдаль не откроет тебе радужный мост, один ты не пойдёшь!

— А мне не нужно твоё разрешение, — надменно отозвался Локи. — Я всё равно ускользну, ты же понимаешь. Я бы мог просто сбежать, я знаю лазейки и могу скрыться от взора Хеймдаля. Но я не сбежал. В этот раз я полон решимости. К тому же, согласись, в качестве пушечного мяса я подхожу блестяще, удастся что-то узнать — хорошо, а нет - никто не расстроится и над телом моим плакать не будет.

Один сокрушённо покачал головой, иногда с Локи невозможно было говорить. Он всё переворачивал с ног на голову. Сейчас же он просто выворачивал отцу душу и, судя по всему, получал от этого удовольствие. А может, просто так ему было легче, он предполагал, что никто его не ждёт и не любит, так проще. Но только Одину от этого не легче.

— И ты отлично понимаешь, что Тора отправлять нельзя, он хороший воин, но против колдовской силы ему не выстоять, они запутают его, дезориентируют, — продолжал напевать Локи.

Всеотец был сокрушен его тирадой, почему младшему обязательно надо балансировать на краю бездны? Играючи исполнять танец смерти, ходя по острому лезвию ножа.

— Локи, — Один опустил ладонь на плечо сына. — Зачем ты снова прыгаешь в бездну, когда я держу твою руку? Зачем?