Бес идет за мной

– Твой брат, помню, – сказал Чамбор, медленно поднимаясь, так как в пояснице чувствовал боль, а в ногах – усталость. – Он был со мной до конца. У правого бока, на Рябом поле. Радуйся, умер рыцарской смертью. Это добрая весть и, боюсь, единственное утешение в нынешние времена.

– Да что там мне… рыцарская! Что мне слава! – простонал Носач. – Ох, святой король-дух, Есса-помощник. Как в бездну с вами пошел!

Чамбор вздохнул.

– Такова судьба, Носач. Ведите меня к отцу! Быстро!

Другой стражник вынул из ухвата факел и повел Чамбора по другую сторону ворот – к калитке, врезанной в плотный высокий палисад, опоясывавший двор; с боков же тот защищали частоколы и торчащие из земли заостренные колья. Вдвоем они, Чамбор и стражник, подождали немного. Взгляд юноши между тем пошел вверх, где чернели четыре формы. Знакомые, со свисавшими по сторонам косицами, куцыми бородами, вытаращенными или закрытыми глазами. Острые к маковке, сходящиеся там…

…головы хунгуров? Вид неожиданный, но радующий сердце. Стражник ударил в калитку. Кричал приятелю с той стороны, а когда звякнули запоры, повел Чамбора прямо на хорошо освещенный двор, к главным дверям, что раскрылись на резко скрипнувших петлях. Через дубовый порог, выглаженный тысячами ног, перелились тепло, духота и запах живицы на сосновой щепе, горящей в очаге.

Юноша вошел внутрь и припал на колено. И вдруг оказался без малого в толпе, что создали его сестры – Евна и Мила. Обе – растущие и высокие, одна со светлыми, вторая с каштановыми волосами, заплетенными в косы до пояса.

– Братик, вернулся! – выкрикивали сквозь слезы. – Ты цел, цел?

– Где отец? – Чамбор вырвался из объятий Евны, осмотрел огромные сени, лавки и столы, стены, увешанные шкурами и коврами. – А Ярант?

– Я тут… Брат!

Тот хромал потихоньку, согнутый в поясе, придавленный горбом, несчастный младший брат Чамбора. Проигравший гонки за мечом, рыцарскими острогами и конем. Который из-за своей искалеченности должен был ходить по земле, вместо того чтобы возноситься над ней в славе на спине жеребца.

– Братишка…

Они поприветствовали друг друга. Чамбор почти обнял Яранта, поднял его и поцеловал дрожащего.

– Я жив, – выдохнул. – Видите, я вернулся.

– Где челядь? Свита?

Он тряхнул головой, поставил калеку – горбатого брата, – осмотрелся.

– А отец? Странно, что я его не вижу.

– Закрылся в подклети. Не разговаривает с нами, никого не впускает. С того мига, как пришли новости о поражении на Рябом поле.

– Веди, братишка.

Ярант, хромая, почти бежал по половицам, застеленным шкурами, в то время как Чамбор шагал следом, не уверенный, что ждет впереди. Брат взошел ступенями, грубо вытесанными из еловых плашек, на галерею и встал перед запертой дверью.

– Дальше я не пойду, – застонал. – Господин отец – там. Запретил входить.

– Бил тебя?

– Терпеть можно. Не так оно и худо, братишка. Рука уже не та.

Чамбор похлопал его по горбу.

– Хорошо, что я вернулся. Не бойся, будет лучше. Вот увидишь.

– Я молился… за тебя, брат. Есса за тобой присматривал.

– Лишь бы продолжал… – отмахнулся он. – Я видел Рябое поле. Вещи похуже смерти. Да что там!

Застучал в дверь, отворил ее и вошел, с сердцем, что было тяжелее, чем тогда, на Рябом поле, когда он готовился к битве рядом с королем.

Увидел мрачную комнатенку, покрытые толстым слоем пыли доски, запертые ставни, коптящую на столе лампадку.

И мужчину, восседающего на тяжелом раскладном стуле с поручнями, – был тот в кармазиновой сюркотте; с лысой головой, окруженной венчиком седых волос, да вислыми густыми усами. Он опирался на скрещенные руки.

Смотрел в одну точку – в грубо тесанный стол, на котором лежал медный медальон и деревянный мечик-игрушка.

Медальон Чамбор получил от матери, но оставил в Дедичах, отправившись на войну, мечиком же он безжалостно лупил маленького Яранта, пока инок не вбил ему розгами разума. Его вещи. Символы. Память. И отец, склоняющий над ними голову.

– Я вернулся.

– Кто здесь? – спросил Килиан из Дедичей хриплым голосом, словно был глухим и слепым, а не хромым на обе ноги.

– Это я, твой Чамбор.

– Чамбор погиб. Ступайте прочь!

– Посмотри на меня! Молю!

Вошел в круг света, не уверенный, как поступит родитель. Килиан заморгал, гримаса не то сожаления, не то злости искривила его сморщенное старческое лицо.

– Ха, ты здесь… – сказал он. – Ты здесь. Точно ты? Не мара? Не стрыгон?

– Отец, прошу! – Чамбор припал на колено, взял тяжелую, изборожденную морщинами руку старика и поцеловал ее.

– Должно быть, и вправду ты, – проворчал наконец старик. – Да-а, в таком уж разе помоги мне встать.

Приподнимался, обеими руками опираясь на гладкие поручни стула, но сам не сделал ни шагу. Его кости были разбиты и выкручены, ноги слабы. Так вышли ему боком на старости лет старые раны от битв и сражений, которые он вел в урочище, на месте града, где многие годы тому назад победил визгуна, державшего в страхе околицу и на чьем логове заложил тогда Дедичи.