– Разъясняю. Сегодня утром указом министра культуры ваше озеро с прилегающими пляжами было объявлено автономной культурной зоной, сокращенно АКЗ. Одновременно на территории АКЗ введен в эксплуатацию ИЛЗ – историко-ландшафтный заповедник «Нудь белопопая». Это народ такой древний у вас в крае жил – нудь. Увековечили мы его, понятно? И теперь, значит, разрешается выполнять на территории заповедника старинные обряды: купаться в голом виде, сакрально выражаться и распивать священные напитки по утвержденному прейскуранту. Директором нового культурного учреждения назначен по совместительству Синькин Кондрат Евсеевич. И зря вы, ребята, в доме заперлись, мы вас все равно оттуда выкурим.
После этого в полной тишине раздались короткие гудки.
Всеобщая ярость была столь велика, что взрыв даже задержался секунды на две.
– Губернатору! Открытое письмо губернатору! – закричал очнувшийся первым Сенокосов.
– И президенту!
– И Кофи этому… Аннану!
– Да не кофе, не кофе! Пану этому… Гимуну!
– В прессе опубликуем! «Правдочка»-заступница, помоги! Какой позор, а? До чего дожили!
– Фотографию во всю первую страницу! Пусть весь мир эту нудь увидит!
– Ах, суки! Ах, суки!
– Да остыньте вы! – крикнул, перекрывая общий гвалт, Беда. – Не поможет! Ничего их не возьмет!
Художники притихли.
– А как быть?
– Я же вам говорю: гнать главного черта. Пока есть шанс, надо совершить вылазку и захватить Кондрата Синькина. А потом мы вот с Валькой знаем что делать. Есть тут у вас в городе бесогон большой силы.
– Батюшка?
– Да уж не матушка. Увидите.
– Правильно ли я понял: вы предлагаете похитить человека и оправдываете это какой-то мистикой? – ледяным тоном уточнил Редька.
– Не верите – и не надо. Идите домой. А мы рискнем. Что, кто-нибудь знает другие варианты?
– П-попытка не п-пытка, – подтвердил Пухов.
– А как быть с остальными, когда главного захватим?
– Обезвредить.
– Ничего не надо делать. Пугнем – сами разбегутся.
– А я говорю: надо обес… обезвредить. Путем закапывания по шею в пе… песок. И оставить так до приезда ми… милиции.
Слабые протесты Беды и Вали потонули в одобрительных криках:
– Правильно, закопать!
– И чтобы б-ботвой шевелили!
– Всё! – завершил дискуссию председатель. – Потом решим, когда пленных возьмем. Собираем все легкое оружие и по команде «В атаку!» выдвигаемся из центрального входа. Готовность десять минут!
Хушисты тем временем наслаждались первым днем лета: расположившись на песочке в чем мать родила, они прихлебывали пивко, резвились и отпускали шуточки по адресу загнанных в крепость художников. Жизнь окончательно наладилась, всем было весело. Один только Тереша Гаджет сидел в сторонке, одетый и безучастный, уткнувшись в свой планшет. Он, по-видимому, монтировал какое-то видео и так увлекся, что подчас даже забывался: повторял вслух чьи-то речи, звучавшие у него в наушниках, и негромко рычал.
Памятник демону второй категории всем очень понравился, а идея изгнания беса при помощи дубины вызвала настоящий восторг. Первым охряпник опробовал сам Кондрат, а потом по очереди отметились все хушисты. Желающих повторить было так много, что возникла потасовка, и Синькину пришлось ввести твердое правило: монумент имел право огреть дубиной только тот член ХУШО, который собирался тут же нырнуть в воду. После этого звонкие удары и веселые всплески не прекращались минут десять.
Вскоре все устали, успокоились и улеглись загорать. Ничто не нарушало идиллии. Легчайший бриз ласково овевал белопопые тела актуальных художников, благоухала сирень и плескался по ветру золотистый флажок над белым зданием ПДХ.
На противоположной стороне озера, на пригорке, уже получившем название «Гора Объявлений», или «Синай», красовались красные фанерные буквы: «САНИТАРНЫЙ ДЕНЬ». Эту надпись Кондрат распорядился установить перед самым захватом пляжа, объяснив, что отныне намерен общаться с членами Союза только посредством скрижалей.
– Ты что, Саваоф? – недоумевал Азефушка, развалившийся рядом с хозяином на песочке у самой воды. – Чего емелю-то не послать? Сам же говорил, что они компьютеры освоили.
– Ничего они там не освоили, – лениво отвечал арт-директор. – Просто слухи какие-то дошли сарафанным путем. Если бы редьки действительно освоили компьютер, то они докопались бы до интернет-архива «Искусство разрушения», и тогда никто из них со мной вообще разговаривать бы не стал.
Азефушка погладил свой тугой животик и сказал раздумчиво:
– Все бы тебе, Кондраша, разрушать да разжигать. Нет чтобы будущим озаботиться.
– Каким еще будущим? – покосился на него шеф.
– А наиближайшим – о молодом поколении подумать. Вот мы с Вадиком день и ночь о нем думаем.
И он показал на торчащий неподалеку из песка лысый шар – голову Бесполо.
– Вадик, он учащую молодежь окучивает, – продолжал Азефушка, – а я, как всегда, в гуще народной: на мне вся заречная гопота.
– И как?
– Успешно. С одной половиной закорешился, с другой – зафрендовался.
– Умница, – одобрил шеф. – И заборы я видел, намазано классно. Продолжайте в том же духе, ветер вам в спину.
– Да где продолжать-то, где?! Уже во всем городе живого места не осталось.