И вроде передо мной не больница в классическом понимании этого слова, и нет привычного неприятного и типичного запаха для таких мест, но все равно никак не могу отделаться от чувства, что все это уже было. Сознание так и рисует мерзкие картинки с известным исходом. Отгоняю от себя непрошенные мысли, а они так и лезут вновь, оттесняя здравый смысл. Ума не приложу, что буду делать, если что-то пойдет не так.
— Привет, — поднимаю голову на рядом стоящую Лену и просто киваю ей. — Это всего лишь кесарево, Игорь. Успокойся. Не грузи мозг дурацкими картинками. Лучше представь, например, то, как ты перестанешь спать ночами от криков вашей дочки, когда она будет страдать от коликов в животике. Или как ты будешь мучаться от того, что у нее режутся зубки. Как будешь вставать к ней по ночам, пока Олеся будет отсыпаться. А еще можешь представить сколько раз тебе придется ей мыть попу от какашек… Не Олесе, а дочке, конечно.
— Ты гениальна, Лена.
— Ой, спасибо большое. Ты не первый мне об этом говоришь. Все будет нормально, Игорь. Не грузись, — вполне серьезно произносит она, кладя свою ладонь на мою руку. Это что-то новенькое. — А ты руку мыл?
— Чего?
— Руку говорю мыл? А хотя неважно, ты, наверное, другой рукой справляешься без жены. Все, все, не злись. Вспомни про мытье попы, памперсы и прочие прелести. Игорь?
— Это не плановое кесарево, до него еще было пять дней. Все должно было быть по-другому. А это все…не так все должно быть. Не так, блин!
— Тихо, не буянь. Пойдем выпьем кофе, и я тебя отвлеку чем-нибудь.
— Лен, отстань, а? Ну какой к черту кофе?
— Из автомата за углом. Пойдем, пойдем, — тянет меня за руку и буквально ведет к автомату.
Трещит что-то про опрелости, присыпки, памперсы, а я не вникаю. Причем совершенно. Очухиваюсь только тогда, когда выходит врач и говорит, что все хорошо. Хорошо, мать вашу!
***
— Ну чего, нравится? Мне всегда нравилось, когда в кино новоиспеченная мамка кормит ребенка грудью, а папка умиляется. Ты умиляешься, Бессонов?
— Ты ее еще не кормишь, — усмехаюсь я, садясь рядом.
— Если честно, я не знаю как, я попробовала, а она не берет грудь. На видео это выглядело проще. Зато она спокойная и почти не плачет. И красивая. Красивая же?
— Очень красивая. Есть в кого.
— Это ты о себе или обо мне?
— О нас, глупенькая. Как мы ее назовем? — неожиданно произношу я, впервые осознавая, что мы говорили обо всем на свете, кроме имени для нашей дочери.
— Стешка. Миленько так. Как тебе?
— Если я когда-нибудь решусь на собаку, то да, согласен на Стешку.
— Дурачок, Стешка-это Стефания. Ну красиво же.
— Стешка Бессонова. А давай не мелочиться и назовем ее сразу Тузик.
— Во-первых, мне нельзя смеяться, поэтому прекращай. Во-вторых, Тузик-это мужское имя, в-третьих, даже если предположить, что оно женское, как будет полное имя? Давай жги, Игорь.
— Тузиния Бессонова.
— Тогда уж Тузикиния Бессонова. А что, ничего так звучит, может действительно будем оригинальными?
— Однозначно нет. Может София?
— София Игоревна…, - смакует на губах Олеся и улыбается. — Мне нравится. Берем!
Тянусь к Олесиным губам, оставляю на них легкий поцелуй и тут же отстраняюсь, уверенно прошептав:
— Берем.
Конец