Бес (СИ)

И тут же едва не вскрикнуть, когда дверь разлетелась вдребезги под напором воды, и Ассоль схватила ребенка и побежала. Раз за разом я пересматривал именно этот момент. Как она резко поднимает ее и, словно драгоценную ношу… словно собственную малышку, прижимает ее к себе, срываясь на бег. Прямо в руки к тем, кто тут же выдернет Аленку из ее рук.

А потом просто вырубиться. Отключиться, тупо уставившись в черно-белый монитор. Туда, где она кричит… кричит нечто настолько дикое для меня. Дикое в ее исполнении. Нечто, что подтвердят слова Мороза. Моя девочка сошла с ума. И свела с ума меня самого неожиданно пронзившей догадкой. Ни хрена Ассоль не спасала моего или чужого ребенка. Там, в черно-белом прошлом, записанном видеокамерами, моя обезумевшая девочка спасала свое. Своего ребенка.

ГЛАВА 16. БЕС. АССОЛЬ

Она спала. Снова спала, а я снова ощущал себя верным псом, охранявшим сон своей хозяйки. Затаившим свое дыхание и не сводившим глаз с ее лица, чтобы не пропустить ни одного стука ее сердца, равномерно звучавшего в абсолютной тишине комнаты. С одним лишь отличием: я был одновременно тем, кто мог разорвать любого, кто посмеет стать ее врагом, как и тем, кто разорвет ее саму. Потом. После этого разговора, которого ждал, который высиживал вторые сутки возле ее постели, не желая будить ее. Более того, я приказал, чтобы ей вкололи снотворное, как и витамины. Слишком многое ей пришлось пережить за последние дни. И нет, это была не жалость. Забота? Хрен его знает. Я просто привык заботиться о ней. Это было само собой разумеющимся. Причинять боль, мучить, смотреть, как сворачивается клубком на кровати, а после воет подобно раненой волчице, было сродни обоюдному испытанию. Просто проходили мы его с ней в разное время. Я — немного до начала самого процесса, когда принимал решение о нем. Она в ходе самого действия. А вот забота о ней была чем-то естественным, необходимым не столько ей самой, сколько мне.

Просто смотреть и знать, что дышит. Что не осталась там, внизу, под толщей воды, с громким ревом ворвавшейся в подвальные помещения и разнесшей к бесам многочисленные постройки на острове. Слишком близка была к этому, с учетом ей личного неконтролируемого страха именно перед этой стихией.

Просто смотреть, как равномерно двигается ее грудь, и слышать тот самый стук сердца, чувствуя, как к самому горлу накатывает паника только от мысли, что мог лишиться этой возможности. Через пять минут, может, через тридцать или через три часа или минуты она откроет глаза, и нас обоих захлестнет наша ненависть. Любимая, взлелеянная годами боли и ярости. Через какое-то время я снова буду ломать ее, ломать больно и беспощадно. Но сейчас… сейчас я позволил себе просто наслаждаться осознанием того, что она жива. Так много в нашей ситуации сейчас и так отчаянно мало, стоит только вспомнить, кем она была и, черт бы ее подрал, остается для меня до сих пор.

Не знаю, в какой момент настолько в свои мысли ушел, что пропустил, когда она проснулась. Нет не открыла глаза, но дыхание изменилось, сбилось. Не дрогнула ни единая ресничка… но она чувствует тяжесть моего тела на кровати и она знает, что это я. И не только по запаху. А потому что больше некому. Она знает, что принадлежит мне, так же, как и я знаю это.

— Доброе утро… точнее, добрый день, девочка с самыми зелеными глазами.

И внимательно смотреть, как, наконец, дрогнули ресницы, и распахнулись глаза, освещая бледное лицо тем самым, ее неповторимым светом жизни. Когда-то я именно так приветствовал ее в своей клетке. Многое поменялось, да, девочка? Теперь ты по ту сторону неволи. Но забыть ты не могла.

* * *

Я знала, что он рядом. Чувствовала его сквозь сон. Его ритм дыхания, его запах и тепло его тела. Рядом с собой… как когда-то. Очень давно. В прошлой жизни, в которой нам обоим уже не было места, а в будущем нас ждала общая черная яма, в которой он похоронит меня и наши воспоминания. Открывать глаза не хотелось. Хотелось только слышать его дыхание и ощущать эту близость еще немного. Потому что, как только я проснусь, пойдет следующий круг нашего ада. Да, нашего. Он тоже в нем варится не меньше, чем я. Если бы это было иначе, я бы перегрызла себе вены собственными зубами.

Когда я приподниму веки, куда он первым вонзит свое жало? Мне в горло, в сердце, в душу? Он ведь ждет. Терпеливо, лениво и самоуверенно ждет, когда сможет начать терзать меня снова.

И его голос, заставивший сердце сбиться с ритма. Наши слова… Как же больно они режут по венам тупыми лезвиями воспоминаний. Словно нарочно расковыривает старые раны, обнажает гноящуюся беспрерывно плоть, чтобы выливать на нее каплями серную кислоту. Каждое его слово, сказанное НАШИМ тоном — это та самая капля, от которой хочется скрежетать зубами.

Открыла глаза и вздрогнула, увидев его лицо так близко. Нет, вздрогнула не от страха, не от неожиданности, а от едкого, совершенно неконтролируемого желания тут же вскинуть руки и, обняв за шею, прижаться щекой к его колючей щеке, потереться о нее, закатывая в наслаждении глаза.