Бес в ребро

– Ты всегда делаешь вид, будто согласна со мной, что понимаешь меня и сочувствуешь! – горевал он о своем умершем чувстве. – А сама ты радуешься в глубине души моим неудачам! Тогда ты счастлива мы с тобой пара неудачников. Оба сидим в теплом дерьме! Союз неудачливых талантов! Нам обоим не повезло в жизни, и мы вместе до гроба – дураки оба!.. Ты хочешь превратить наш дом в заказник убогости – ферму придурков и неудачников…

– Витечка, я не считаю себя неудачницей… – робко попыталась я остановить его.

– Конечно! – взвился он. – Неудачник– я один! По щекам его катились легкие детские слезы – без соли, без горечи, без муки. Ему становилось от них легче. Витечке было сейчас приятно плакать, так же, как бывает приятно смеяться.

– Витечка, давай прекратим этот разговор, – предложила я. – И делай как знаешь…

Он быстро вышел из комнаты, и в ванной с рокотом и ревом забушевал кран, будто сшиблись там две водные стихии – Витечкина и водопроводная, – доказывая друг другу искренность и силу своего напора.

Но у Витечки было больше чувства, а в кране – воды, и когда Витечка вернулся в комнату, то лишь слабая краснота глаз и ноздрей напоминала о разразившейся сейчас буре.

Витечка подошел к столу и сел боком на стул и меня это снова остро кольнуло в оледеневшее сердце – он возвратился уже как гость, как чужой в этом доме, он уже много раз в мыслях проигрывал уход, он ушел отсюда давно. Потому что, когда он был хозяином, он никогда не сидел боком у стола – валялся на диване, усаживался широко в кресле или седлал стул верхом, – но боком у стола он не сидел никогда.

И я поняла, что он решил окончательно. И, видимо, давно.

А Витечка негромко, извиняющимся голосом, как проситель на приеме, сказал:

– Поверь мне, я люблю тебя! Я вас всех люблю! Но я не могу так больше…

И оттого, что я отчужденно молчала, ему казалось, что он еще мне что-то недообъяснил, не сказал каких-то умных и утешающих слов, которые могли бы безболезненно и приятно для всех решить эту противную проблему: плавный выход со старой, надоевшей базы – под руководством Гейл Шиихи – через кризис – к новому полноценному счастью.

Я была главным препятствием в этой прекрасной программе, поскольку Витечка любил меня и не желал мне неприятностей, но никак я не вписывалась в благополучный проект построения новой светлой жизни.

Но Витечка вообще очень верил в силу СЛОВА, в его огромные возможности, и, чтобы сделать мою участь не такой безысходной, терпеливо и ласково объяснял про свои сложности: -

– Пойми, человек приходит в жизнь сирым и голым, и единственное, чем он располагает, – свободой… Но только осознав это, он делает все возможное, чтобы избавиться от нее – продать, обменять, отдать задаром или с доплатой…

– Витечка, я поняла тебя: ты отдал мне пятнадцать лучших лет свободы с доплатой в виде детей. Спасибо, но я уверена, что не смогу тебе возместить такую щедрость…

– Зачем ты так говоришь? Зачем ты язвишь? – сказал он жалобно и неуверенно добавил: – Нам надо пережить этот кризис – это общий кризис нашей жизни, я вернусь, и все наладится…

– Нет, – сказала я твердо и встала. – Ты не вернешься сюда. Уходи" скоро придут из школы дети…

Резко – ножом по стеклу – прозвенел телефонный звонок. Я вздрогнула и рванулась к аппарату, безумная надежда полыхнула – Витечка звонит, хочет сказать, что все это глупость, пустые разговоры, мелкие семейные дрязги, расстройство чувств, короткое помрачение ума– он успокоился и едет домой.

– Слушаю!..

– Здравствуйте! Мне нужна Ирина Сергеевна.

Нет, это не Витечкин горячий тенор, возбужденный, чуть тревожный, напористый, сразу что-то доказывающий собеседнику одним только тембром.

Густой спокойный баритон сытого, всем довольного человека. Наверное, благополучного. Жену, скорее всего, давно бросил.

– Я у телефона…

– Ирина Сергеевна, моя фамилия Ларионов. Я вам привез из Одессы живой привет от Ады…

Елки-палки! Мне сейчас только делов – от сумасшедшей сестры гостей принимать! Господи, ну что ты привязался ко мне!

Ада, ненормальная, от своего неизбывного доброжелательства и провинциального радушия посылает нам со всякой немыслимой оказией гостинцы – это у нее называется живой привет. Однажды она умудрилась силком всучить ящик с помидорами оказавшемуся в Одессе директору студии, где работает Витечка. Матерясь, директор озверело сунул Витечке в нос текущий соком ящик, а Витечка, плача от злобы, чуть не убил меня посылкой. «Сообщи своей кретинке, что она мне ящиком томатного сока испортила последние брюки и карьеру режиссера…» – сказал он.

Но я ничего не сообщила своей двоюродной сестре Аде, которую по привычке все повторять за Витечкой называю ненормальной и придурочной. Она не кретинка, а неисправимо, безнадежно добрая женщина. И несчастная. И любит нас. Не знаю, может быть, любить кого-то сейчас действительно сумасшествие? От этой ненормальности строго и педантично лечат…