Резко развернувшись и шагая прочь по коридору, Ромоло кипел негодованием. Не на Мак-Рорка, до которого ему, в сущности, было мало дела. А на врача, мнящего себя в доме господином и, хуже того, имеющего на то все основания. Но капитан был не только добросовестным служакой, но и опытным придворным Каменной Королевы. Кроме того, у него были и личные причины не желать прямых конфронтаций с Бениньо: несколько лет назад тот принял у жены Ромоло очень трудные роды, сумев спасти и роженицу, и младенца. Суровый капитан был нежно привязан к своей семье, а посему вскоре подавил бессмысленный гнев и принялся размышлять, как грамотно изложить произошедшее полковнику.
Впрочем, волновался Ромоло напрасно. Орсо выслушал сухой и четкий доклад капитана и устало поморщился:
– Мне сейчас не до младших чинов. За Мак-Рорка ручается доктор Бениньо. Если вы находите его свидетельство ненадежным – назначьте мальчишке экзекуцию, вы же капитан.
Офицер поклонился – он давно умел понимать своего полковника с полуслова и теперь знал, что дело можно считать замятым.
Орсо же после ухода подчиненного еще с минуту сидел неподвижно. А затем встал и вынул из секретера договор о найме, подписанный Годелотом.
Мешок был вовсе не тяжел, но угрожающе позванивал, и Годелот всерьез опасался что-то в нем повредить на ходу, стремительно шагая к кабинету доктора. Отчаянно хотелось действительно оставить мешок у двери и сбежать на выволочку к полковнику, на порку к капралу или просто провалиться сквозь землю после неуклюжей сцены перед доктором.
Гнев и даже просто неодобрение Бениньо вызывали у него куда более жгучий стыд, нежели командирские взыскания. Придирки офицеров любой солдат выучивается воспринимать философски – ведь командир на то и поставлен, чтоб отравлять подчиненным жизнь.
Но доктор Бениньо – совсем иное дело. Он говорил с Годелотом как с равным, будто признавая его право на уважение без всяких достижений и особых причин. Он верил в способность провинциального подростка понять совершенно невероятные вещи и постичь немыслимые для того тайны. И разочарование этого человека уязвляло шотландца намного больнее любых плетей.
Подойдя к кабинету, Годелот уже собирался было опустить мешок на пол, но тут дверь щелкнула, выпуская пожилую горничную. Отступив в сторону, шотландец поклонился, но горничная, кивнув в ответ, спокойно пошла прочь по коридору, видимо решив, что солдат отправлен занести мешок в кабинет.
Несколько секунд шотландец колебался, а потом несмело вошел и осторожно положил свою ношу на стол. Наверняка ему следовало немедленно уйти… Но он так и не поблагодарил доктора за заступничество. Подождать его здесь? Или лучше скромно выйти и дождаться снаружи?
Все эти мысли еще бродили по кругу, когда взгляд подростка случайно упал на стол, где по-прежнему возвышалась кипа документов. Годелот прикусил губу и опасливо оглянулся. Он ничего не успел узнать в прошлый раз. Не рискнуть ли?..
Однако, словно в ответ на эти мысли, натертый пол в коридоре гулко отозвался на поступь врача, и шотландец вздрогнул, отшатываясь от стола.
Бениньо вошел в кабинет, захлопнул дверь и воззрился на шотландца холодно и выжидательно.
– Итак, друг мой, – начал он сухо, – после того как я взял на себя грешок перед вашим полковником, я жду от вас некоторой откровенности. Удовлетворите же мое любопытство: куда вас понесли черти именно сегодня, когда самовольная отлучка грозит вам наказанием? Вы взмылены, будто жеребец-трехлетка.
Годелот поклонился:
– Доктор Бениньо, прежде всего, благодарю вас. Вы…
– Не тратьте мое время на политесы, Мак-Рорк! – отрезал врач, и шотландец сжал зубы. Похоже, Бениньо рассердился не на шутку. Однако Годелот уже успел взять себя в руки:
– Доктор, все просто. У меня было свидание. Я несколько месяцев добивался этой девицы, ее отец не больно меня привечает. Она всего второй раз согласилась на встречу. Кто же знал, что так выйдет с Марцино? Если бы я просто не явился, она никогда больше бы мне не поверила. Вот и все, доктор. Простите.
Бениньо несколько секунд смотрел на шотландца, а потом неожиданно сварливо проворчал:
– Женщины… Сколько от этого племени печалей. Ладно, Мак-Рорк, ступайте.
В комнатушке Пеппо царил полумрак – закрытые ставни сохраняли остатки прохлады. Тонкие иглы предзакатных солнечных лучей, пробивавшиеся сквозь щелястое дерево, освещали стол, на котором виднелись чернильный прибор, несколько листов с бо`льшим или меньшим разнообразием клякс, а также еще несколько предметов. Сам оружейник задумчиво сидел на краю стола.
Последнее письмо Годелота дало нескончаемый запас пищи для размышлений, которые и породили ряд выводов.
За унесенной из Кампано ценностью охотятся минимум двое: кондотьер и доминиканский монах, на столе условно обозначенные кружкой и чернильницей. По словам Лотте, они союзники. Но ни один кондотьер не имеет такой власти, чтоб самочинно организовать атаку на провинциальное графство и не понести за это наказания…