Бес в серебряной ловушке

– Я рассказываю это не для того, чтоб тебя растрогать. Понимаешь, я уже тогда знал, что лгу им. Что королева не поправится – мне сказал об этом врач. И что я никогда не выкуплю своих солдат из рабства. А я все равно лгал, потому что думал, им будет легче, если я поставлю перед ними такую важную задачу и пообещаю им награду. Но то была игра. А ведь на поверку у людей все точно так же. Кто-то ставит высокие цели, обещает золотые горы и заранее знает, что врет. А сотни идиотов радостно кидаются к черту на рога делать совсем не нужные им вещи и умирать за незнакомых людей и их принципы. Иов тоже принял свои муки, убежденный, что так надо. А зачем? Просто чтобы один всемогущий смог доказать другому, что он сильнее его. Драка за любовь тряпичной куклы и честь деревянного солдатика.

Он собирался сказать что-то еще, но пальцы Паолины вдруг крепко стиснули его руку:

– Пеппо, остановись, так нельзя. Это грешно.

Подросток и сам чувствовал, как что-то холодно и неуютно сжимается в груди. Но какой-то окаянный внутренний зуд подталкивал вперед, понукая разобраться в путаном ворохе лоскутков запретной материи.

Он медленно обернулся к девушке, не отнимая руки.

– Ты считаешь, я неправ насчет Иова?

Тетивщик ощутил, как пальцы Паолины разжались. Она долго молчала, и Пеппо уже решил, что зря затеял этот разговор. Но девушка вдруг ответила:

– Я не знаю. Если судить по уму – то ты прав. Но Пеппо… Если прав ты, то выходит, что Господь неправ. Он использовал Иова, чтоб покичиться перед Сатаной. А это… это и есть гордыня, верно? Но мы не вправе сомневаться в справедливости Творца. Он непогрешим. Так кто же тогда прав? Или вся эта история – выдумка, а Писание – попросту книга сказок?

Пеппо пожал плечами:

– Знаешь, я однажды слышал отвратительную вещь. Оказывается, если случился неурожай и крысам не хватает пищи, то они сами съедают свое потомство. Разве человеку придет такое в голову, случись хоть конец света? Но крысы не сомневаются, они точно знают, как надо поступить. Они ведь животные. Но мы – нет. В такой беде кто-то пойдет просить милостыню, кто-то – красть, кто-то начнет есть самих крыс. У нас все равно есть выбор, пусть и незавидный. И если Господь дал нам право выбирать – значит, он дал нам право и сомневаться. Разве нет?

Паолина взволнованно заерзала на скамье:

– Да, конечно! Но не в непогрешимости же Господа!

Взамен суеверного страха Пеппо охватило упрямство:

– Почему нет? В Библии сказано, что мир стоит уже уйму веков, это я помню еще с детства. Неужели за все эти времена можно было ни разу, совершенно ни разу не ошибиться? А как же тогда то, что мы созданы по Его образу и подобию? Почему же тогда мы не такие же непогрешимые?

Девушка снова схватила тетивщика за руку, стискивая ее почти до боли.

– Замолчи!.. – Она прерывисто дышала, и Пеппо показалось, что он кожей ощущает, как пылает ее лицо. – Я не знаю, прав ли ты. Но зато точно знаю, что, если кто-то тебя услышит, быть большой беде.

Пеппо осекся. Только сейчас он ощутил, что, похоже, перегнул палку.

– Прости, – пробормотал он, – сам не пойму, с чего вдруг распустил язык. Тем более что я мало смыслю в церковной премудрости.

Паолина снова отняла руку и пристально поглядела на тетивщика.

– И все же ты удивительный, – задумчиво произнесла она. – Ты видишь мир как-то по-своему, как другие не могут. Или просто не догадываются. Ты во всем находишь какой-то свой смысл, словно видишь изнутри и людей, и вещи. Уверена, тебя многие за это недолюбливают.

Губы Пеппо дрогнули улыбкой:

– Увы, из этого корня и растут почти все мои беды.

Девушке захотелось спросить, узнал ли тетивщик что-то о своем пропавшем друге. Она уже набрала воздуха, но тут же вспомнила, как непреклонно Пеппо отгородился от ее вопросов при встрече. А тот помолчал и вдруг негромко спросил:

– Паолина, это сестры тебя изводят?

Девушка недоуменно моргнула:

– Что?

– Ты много плакала накануне, я же слышу, хоть ты и не хочешь об этом говорить.

– Я много плакала месяц назад, – возразила она, инстинктивно ощетиниваясь, – а сейчас только изредка. Здесь, знаешь, не слишком часто есть поводы для веселья. Почти каждый день здесь кто-то умирает.

Но Пеппо нетерпеливо помотал головой:

– В тебе снова что-то изменилось с нашей прошлой встречи. Неделю назад, попробуй я завести разговор вроде сегодняшнего, ты бы велела мне захлопнуть рот, сделать умное лицо и слушать Евангелие. А сегодня… ты подпустила меня ближе. У тебя словно нет сил меня отталкивать.

Паолина глубоко вздохнула, зажмуриваясь. Еще никогда у нее так отчаянно не чесались руки дать кому-то пощечину. В душе вдруг забродило бесшабашное желание отплатить Джузеппе за бесцеремонность его же монетой и насладиться его растерянностью.

– Тебе любопытно? – едко спросила она. – Изволь. Вчера я нагрубила умирающему. Он похвалился, как в юности изнасиловал девицу, потом назвал меня шлюхой, а потом попытался задрать мне подол. Мне всю ночь казалось, что Спаситель на распятии хмурится, а в каждом углу мерещился призрак этого человека. Сам посуди, что за сны мне грезились.