Besame mucho, клуша!

Лера не представляла, что ей теперь делать и как относиться к тому, что в Демидовке она обнаружила сразу двух зайцев, — удача это или неудача. В ее задачу входило слить Борисовичу информацию, что объединение «Бланк-информ» фактически банкрот и нужно сбрасывать акции. Если Борисович спросит, почему она ему об этом говорит, Лера выложит туз, припрятанный в рукаве, — развод и желание отомстить бывшему мужу. Как теперь быть? Как вести разговор с Крашей? Речи не могло быть, чтобы охмурять Борисовича в присутствии Крутова. Все их с Галкой расчеты летели к чертям собачьим.

Пока Лера металась в поисках разумного решения, нарисовался Крашенинников.

Прислонил двустволку к мангалу и с неприязнью посмотрел на нарушительницу неписаных правил, проникшую в святая святых, практически на корабль.

— Это вы от Бочарниковой? — Очевидно было, что Александр Борисович Леру не узнал.

— Да, — промямлила та.

— Ну и что вы хотели?

Лера только собралась с духом произнести заготовленный текст, как Крутов вернулся, неся в каждой руке по бутылке.

Щеки Борисовича натянулись в улыбке.

— Вась, ты, я вижу, совсем обасурманился здесь. Видели бы тебя твои избиратели.

— Водку пьешь? — пропустив мимо ушей замечание, поинтересовался Василий у непрошеной гостьи и водворил бутылки на стол.

Гостья в страхе энергично замотала низко опущенной головой.

Бросив в тарелку несколько ложек салата, Крутов поставил ее перед Лерой.

Под прицелом двух пар глаз она чувствовала себя крайне неуютно.

Оказавшись рядом с гостьей, Крутов обеспокоенно принюхался: ему померещился неясный запах теплой степи. Ну вот, теперь еще и обонятельные галлюцинации начались, поздравил себя Василий.

Крашенинников перебазировался к столу, получил порцию мутного варева из котелка, по цвету напоминавшего лужу после дождя, и салат.

— Девушка мне кого-то напоминает, не могу вспомнить кого, — изрек Борисович, перестав наконец сканировать Леру взглядом.

— Э-э-э, — промычала она, спешно сунув в рот кружок огурца, — видимо, солдата Джейн.

Шутку никто не оценил, в тишине, нарушаемой только птичьими голосами и шумом ветра в листве, застучали ложки.

Наркомовские сто грамм подействовали на мужчин по-разному. Крутов все больше мрачнел, а Крашенинников, напротив, мотыльком перепархивал с одной темы на другую, распугивая басом окрестную фауну.

После второй рюмашки самодовольная физиономия Александра Борисовича приобрела привычный красно-кирпичный оттенок, раздражение на присутствие женщины сменилось легкой досадой, и он пустился в воспоминания про то, как в прошлом году по счастливой случайности не утонул в болоте, из чего Лера заключила, что удачи в бизнесе profondo на охоту не распространялись. Если бы не Васенька (здесь Крутов удостоился теплого, благодарного взгляда и похлопывания по плечу), имярек уже бы кормил червей.

Лера окинула быстрым взглядом объемы бизнесмена, представила картину в натуралистических подробностях и выскочила из-за стола.

К тому моменту, как Лера вернулась, мужчины накатили еще по одной, Василий тяжело поднялся и, нетвердо ступая, скрылся за домом.

Проводив страдальца взглядом, полным невысказанного сочувствия, Крашенинников под сел к Лере.

— Что мы все о делах да о делах? — перешел на интимный шепот Борисович и обнял Леру за плечи, отчего ей моментально захотелось огреть распоясавшегося profondo чем-нибудь тяжелым. А еще лучше — дотянуться до ружья и взять Крашу на мушку.

— Александр Борисович, — Лера стряхнула с себя медвежью лапу Борисовича и пересела через стол, — я здесь по делу.

— Сучье вымя, — заявил Крашенинников, отрыгнув.

— Что? — растерялась Лера.

— Да не ты, есть одна. Такого парня, такого орла уделала.

Лера нахохлилась:

— А что такое? — Говорила она Галке, что с Крашенинниковым дел иметь нельзя.

— Какая-то профура сердце разбила нашему Васеньке. Он, болезный, вторую неделю ружье из рук не выпускает, вошел в штопор, слышать о бабах, пардон — дамах, не хочет, видеть никого не желает. Смерти ищет, — окончательно сбился в трагедию предприниматель.

Такого поворота Лера не ожидала. Это она-то сучье вымя и профура? Это она-то разбила сердце драгоценному Васеньке?

— Ну, этот-то быстро утешится, — с неожиданной злостью ответила Ковалева. Уроки Бочарниковой не пропали даром.

В ответ Крашенинников издал неопределенный звук и переменился в лице:

— Да что ты понимаешь в настоящей любви?

— Ой, господи, — скривилась Лера.

Борисович еще больше покраснел, а голос приобрел особую интонационную выразительность.

— Поверхностные вы существа, бабы, — поделился глубоко научным выводом Крашенинников и даже не подумал сделать исключение для присутствующих, — мелкие душонки.

— Это что-то новенькое, — имея в виду первую часть реплики, заметила Лера.

— Новенькое, говоришь? А разве не вы любите ушами? О чувствах на каждом перекрестке треплетесь, с соседками, с одноклассницами, с подругами, с коллегами подробности мусолите. Так и разбазариваете чувства. А мужик — он все в себе, как торфяник: горит на глубине — фиг потушишь.

— Да вы поэт, я смотрю, — фыркнула Лера.