При чем тут мешок? Если бы не было мешка, пес мог бы свернуться еще на чем-то… Мешок — это не признак торговца. В мешке можно носить что угодно. Бедные люди таскают в мешке все, если у них нет денег на авоську.
Автор находился в плену рифмы «Ташкент — мешке», и в результате не он повел стихотворение, а стихотворение повело его. (Голос с места: «
В молодости мне безумно нравились такие мои строчки… Сейчас вы будете хохотать:
Отягченная горем земля
Ударяет вздохами по небу.
Сегодня, 22 февраля,
Я хочу написать что-нибудь.
Рифма «по небу — что-нибудь» мне очень нравилась, я дорожил ею. А дело не в том, чем человек дорожит, а в том, что действительно дорого. Мещанин, скажем, дорожит фикусом, но это ведь не значит, что фикус имеет особую ценность.
В стихотворении нет возраста человека, о котором пишет автор. Какой это человек? Если старый — можно было бы написать: «ободранная борода», и это определение служило бы мыслью. А то, что борода лежит, как пес, меня не волнует. (Голос с места: «
Когда я читаю «Брожу ли я вдоль улиц шумных», все для меня ясно. Здесь нет того, чтобы борода свернулась на мешке. Здесь нет ни одного образа. Об образе нам тоже надо поговорить, потому что образом часто служит самое обыкновенное прилагательное. И вдруг это необычно поставленное прилагательное начинает звучать: «Гордо реет Буревестник, черной молнии подобный…» «Черной» — обычное слово, а какой изумительный образ!
Дальше вы пишете:
И за киоском у обочины
Маячит сгорбленная тень,
И воровато, озабоченно,
Бесследно канет в темноте.
Это мне мешает. Все четверостишие сделано ради рифмы «обочины — озабоченно». У вас получается человек с двумя спинами и одной ногой. Вы отступаете от главной мысли, динамика стиха пропадает.
А вот пример, когда простое прилагательное становится замечательным образом:
Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели;
Молчали желтые и синие,
В зеленых плакали и пели.
Через эти прилагательные — зеленые, синие и желтые — вы сразу видите социальную суть тогдашней России… Надо знать, что можно сравнить, и нельзя сравнить кобылу с архиереем.
В вашем стихотворении торговец кричит: «Берите пряное и острое…» Это можно услышать только в Литинституте. Продавец никогда не скажет: «берите» — он скажет: «покупайте».
Дальше строка: «Какой наварится супец!» Кто же в Ташкенте скажет: «супец»? Это скажут в Ярославле, а не в Ташкенте.
Не думайте, что я придираюсь к стиху — нисколько! Я так же говорю и с любимым мною поэтом Смеляковым, он меня так же чешет, и большей частью правильно. Но нам легче понимать друг друга, потому что мы давно знакомы и наше творчество близко.
Читаем дальше:
Откуда ты, с какого острова,
Могильной гильдии купец?..
Почему острова, а не полуострова, не мыса? Почему купцы должны быть на острове? Они, наоборот, живут на континенте. Но у вас — остров. Почему? Острова бывают и обжитые, например остров Манхэттен в Нью-Йорке. Вам остров нужен для рифмования со словом «острое». А если бы было слово «тупое», вы, наверное, рифмовали бы «с перепоя».
…Посторонись! Идут рабочие.
Дай честным гражданам пройти.
Это, знаете, примитивно звучит — плюс и минус, пролетариат и буржуазия. Пойдем дальше:
У тех, кто тяжести ворочает,
И так здоровый аппетит.
Вот это по-настоящему просто, хорошо.
С ответственностью за свои слова утверждаю: стихотворение талантливое. Почему же я так жестоко с ним обошелся? После моего разбора вы первое время не будете знать, что вам делать, вас каждая строка будет смущать. Но это только первое время. Нужно немного помучиться, а потом все встанет на свое место.
Вот еще две строки из этого стихотворения:
И звонче, чем листы лавровые,
Шуршат за пазухой рубли.
Почему шуршат? Если шуршат — значит, не звенят, а у вас написано: «звонче»…
Вы недостаточно вжились в то, что изображаете, и находитесь немного в подчинении и у рифмы и у аллитерации.
Остановлюсь еще на одной строфе:
Проходит жизнь, и горькой истины
Ты не запрячешь в семерик.
А совесть продана по листику —
Теперь попробуй собери!
Слово «собери» здесь не то, а если вы употребили его, то совесть должна быть не продана, а разбросана по листкам. Точнее сказать, не совесть, а жизнь…
Я бы напечатал эти стихи, если бы чем-нибудь заведовал.
Поймите, мне хочется, чтобы вы были не только членами Союза писателей, о чем вы, конечно, мечтаете, а явлением в нашей поэзии. Таким явлением, как Леонид Мартынов. Я читаю его каждый раз с большим удовольствием. Вы заметили, как у него поставлены слова, мысли?! Это один из самых любимых моих современных поэтов.