Беседа вечером у гардероба (сборник)

Надо сказать, что наш влюбленный, когда с его глаз немного опала пелена первой страсти, стал замечать за своей любимой совсем уж странные вещи.

Так, например, она почти ничего не ела, разве что по его настойчивой просьбе. Никогда не уставала, всегда была веселой и свежей. Не пользуясь парфюмами, постоянно источала тонкий аромат самых модных духов. А однажды он, проснувшись поутру, увидел Еву обнаженной у зеркала. Она расчесывала свои светлые кудри.

В этом для него не было ничего необычного, за исключением одной детали. В зеркальном отражении ее милого животика он не обнаружил… пупка.

Подумав, что это с зеркалом неладно, он нежно позвал ее. Ева повернулась и… Живот ее был гладок, пупок отсутствовал.

Потом он долго пытался выяснить у нее, куда он делся? Ева опять смотрела на него удивленными глазами и отвечала жалобно, что пупка у нее никогда не было и быть не могло. И что никто ее не рожал, что таких, как она, просто создают.

Как создают и кто – она не знает. А затем жалобно попросила не мучить ее больше. Если она его не устраивает, она уйдет, лишь бы он не волновался, не терзал себя и ее тоже.

Павел Николаевич, взбешенный всеми этими недомолвками и идиотскими загадками, в сердцах крикнул:

– Катись на все четыре стороны! Только ведьмы мне в доме не хватало!

Ева вмиг оделась, хлопнула дверью и исчезла.

Павел Николаевич еще походил немного по комнате, попыхтел, а затем, предположив, что Ева где-то во дворе пережидает его вспышку, оделся и не спеша вышел на улицу.

Улица и двор были пусты. Пустым был и этот день, и следующий, и эта педеля и все другие.

Ева пропала.

Эта единственная размолвка и исчезновение Евы так сильно скрутили Павла Николаевича, что он, враз постарев, стал еще угрюмее. Переживал, страшно переживал одинокий холостяк эту свою пропажу. Он искал Еву везде, где вообще можно найти человека или то, что от него иногда остается.

Наконец он понял, что потерял ее навсегда. Как он себя клял за ту утренюю сцену!

– Подумаешь, пупок. Люди без рук и ног живут, а ему, болвану, – при этом он имел в виду, конечно, только себя, – какой-то пупок понадобился.

Так он часто теперь разговаривал сам с собой, шатаясь по комнате из угла в угол.

Дни, прожитые с Евой, казались ему уже далекими и нереальными, и сама Ева, так вдруг возникшая из ниоткуда и так же внезапно исчезнувшая в никуда, казалась существом из какого-то другого мира. И только напоминания знакомых, да вещи, оставленные Евой, не давали ему усомниться, что все это было взаправду.

Вот так Павел Николаевич опять стал холостым.

Правда, осенними вечерами, когда идет холодный дождь, он надевает резиновые сапоги, берет зонт и тем же маршрутом, что и в начале былых недолгих, но счастливых дней, бредет по пустынной улице, мечтая опять встретить ту, которая радостно бросится к нему и воскликнет: «Наконец-то я тебя нашла!»