Беседка любви

— Так, и еще… — обратился к ней Мартин. — Здесь есть комната с кухней?

Женщину явно удивили его слова — наверное, никто прежде ни о чем подобном не спрашивал.

— Это будет стоить дополнительные семьдесят пять центов, — сказала она, и Мартин послушно заплатил.

Затем дежурная кинула ему ключ через стойку — и все. Мартин и Клэр молча вышли наружу и по скрипящей деревянной лестнице поднялись к комнате номер восемнадцать.

Дверь была покрашена отвратительной водянистой краской, с подтеками и узорами, оставшимися от кисти маляра. В голове Клэр мелькнула мысль, что папа обязательно бы ее перекрасил так же тщательно, как он красил беседку и заборы в городе. А оказавшись внутри, в затхлом полумраке, она подумала, что в этот номер никто не заходил по крайней мере несколько недель. Кровать в середине комнаты была довольно продавленной, но хотя бы казалась чистой.

Клэр не понимала, как она могла дойти до такого, и даже подумывала о том, чтобы развернуться и молча уйти. Все вокруг было таким непривычным. Но потом Мартин подошел к ней, она снова почувствовала его запах, «сладкую кислинку», успокаивающее тепло его объятий и вспомнила, что он-то был привычным. Его голос, улыбка, руки — все это уже стало частью ее жизни. Он не был чужаком, поэтому Клэр сказала себе, что не должна думать, будто все вокруг чужое.

Она молча разделась в полумраке комнаты, а Мартин неотрывно смотрел на нее, пытаясь разглядеть получше в неверном свете, пробивающемся через окна.

— Ты просто красавица, — сказал он.

Затем Мартин разделся сам, медленно откинул синее одеяло, лежавшее на простынях, и они вместе нырнули в постель. Словно в холодный весенний пруд. В комнате было тихо и сумрачно, хотя солнце уже стояло высоко в небе, и Клэр подумалось, что они словно два пловца. Мартин поцеловал ямочку у нее между ключицами, затем стал спускаться ниже, и его губы вдруг оказались на ее груди. Клэр тяжело дышала, она почувствовала, как внутри нее растет тревога и напряжение, но напомнила себе: «Я миссис Харрисон, замужняя женщина». Его губы все еще оставались на ее груди. Клэр услышала собственный стон. Неужели это она?

Отброшенная в сторону одежда скрылась где-то в полумраке, и важно было лишь прикосновение теплой кожи к теплой коже, бледной к смуглой. Потом была неизбежная боль, сильная дрожь, заставившая ее на несколько секунд отвернуться, но вскоре она исчезла, и осталось лишь ощущение, похожее на то, что возникает, когда плаваешь в прозрачной воде. Мартин смотрел на нее сквозь темную прядь, упавшую ему на лицо.

— Я люблю тебя, — услышала Клэр.

— Я тоже тебя люблю.

— Мы всегда будем принадлежать друг другу.

В его словах был и иной, скрытый смысл, и Клэр знала об этом. Мы всегда будем принадлежать друг другу, даже если не будем вместе.

Потом они тихо лежали, прижавшись друг к другу. Клэр уже была совсем сонной, когда Мартин поднялся и, не одеваясь, подошел к своей сумке.

— Что ты делаешь? — спросила она.

А он уже доставал какие-то странные предметы и относил их на маленькую кухню, за которую заплатил дополнительные семьдесят пять центов. Лук, пара яиц, завернутых в носовой платок, чтобы не разбились, кусок масла, твердый фермерский сыр, терка, серебряные солонка и перечница с выгравированными на боку буквами «Р» и, наконец, маленькая сковорода.

Клэр изумленно смотрела, как обнаженный мужчина после занятий любовью жарит омлет, быстро нарезая, помешивая и раскладывая ингредиенты. Закончив, Мартин сложил все на одну тарелку и вернулся к кровати. Они ели, прижавшись друг к другу, мечтая о том, чтобы в маленьком обветшалом мотеле с погасшей «о», здесь, под тонким синим одеялом, время остановилось.

Дождливым воскресным утром Мартин уехал в Принстон. Багажник машины был забит его сумками и чемоданами, а сам Мартин сидел на заднем сиденье рядом с матерью, которая надела по этому случаю зеленую шляпку, похожую на кочан капусты, и, едва «бентли» выехал за пределы поместья Рейфилов, тут же налила себе ликера из встроенного мини-бара. Отец отказался сопровождать сына в колледж, сославшись на неотложные дела, связанные с бизнесом, но Мартин прекрасно понимал, что, скорее всего, причиной тому был их летний разговор в кабинете Эша.

Во время поездки Мартин молча смотрел в окно, тогда как его мать курила и жаловалась, что в лонгвудский загородный гольф-клуб стали пускать совершенно неподобающих личностей. В полдень длинная машина проехала сквозь кованые железные ворота Принстона. Вдали звенели университетские колокола, а молодые люди с родителями осматривали студенческий городок.