Беседы

А что, если часть советской элиты, разделявшая эту точку зрения, сомкнулась, так сказать, с определенными частями американской элиты? Может быть, сутью этого парадоксального моста, сформировавшегося в 1970-е гг., является борьба вовсе не с коммунизмом, а с развитием?

Мы понимаем, что в пределах соответствующих типов идеологии развитие отсутствует, оно недопустимо. Это — в тех гностических идеологиях, в которых Творение есть плод злого Демиурга. И не факт, что внутри того странного идеологического «компота», который сейчас варится в мировом масштабе, нет чего-то в сходном духе.

Конечно, протекают и объективные процессы… Неуправляемая наука волочет человечество неизвестно куда… «Барьер Питерса» приближается — развитие технологий и технических средств опережает развитие человечества, которое должно эти технологии использовать. Все острее стоит вопрос: как ускорить развитие человечества? И в каком направлении это развитие должно происходить? Существует множество влиятельных апокалиптических сект, утверждающих, что это человечество надо уничтожить, и тогда, может быть, появится новое, лучшее. Среди сторонников приближения Апокалипсиса не только какие-то идеологические спонсоры Ахмадинежада, но и представители противоположной стороны в западном лагере.

И я знаю, что между ними налажен диалог. Повторяю — мы присутствуем при борьбе сил, стремящихся взять под контроль мировые ресурсы и затормозить развитие.

В этом смысле можно говорить о «цивилизации смерти».

Я всегда был противником так называемой теории заговора, которая предполагает, что есть какая-то одна всемогущая сила, ведущая мир к неизвестному остальным концу. Мне кажется, сегодня в мире действуют разные тенденции, идет очень острая война элит. И в ней есть мощные группы, которые ненавидят развитие. Но есть и группы, которые активно нацелены на развитие.

— Кто входит в эти группы?

— Во-первых, это группа, связанная с Юргеном Хабермасом, — ее члены до сих пор клянутся в приверженности ценностям модерна и развития. Мотором модерна является национальное государство. Нация — субъект и одновременно результат модернизации. Нет модерна — нет и классической политической нации, культурной нации. Есть и силы, которые апеллируют к новым моделям развития, есть консервативные модернистские элиты, элиты развития в пределах неоконсервативного крыла. «Посткапитализм», меритократия, нетократия — это, возможно, довольно свирепые модели, но говорящие о продолжении модерна. Существует гигантский азиатский потенциал, также приверженный модерну. Мы все живем в цивилизации модерна, и отказаться от него довольно трудно.

Как я уже сказал, мы до сих пор не осмыслили советский опыт, все то, что в нем было и чего не было. Хватит «песен» о том, что Александр Богданов скрещивал женщин с гориллами. На самом деле Богданов — родоначальник теории систем (тектологии), которая была ориентирована именно на мобилизационное развитие. Наш собственный советский период все еще недостаточно изучен, мы ничего в нем не понимаем!

А это богатейшее наследие является фактором будущего. Проанализировав его, мы можем и должны создать собственную альтернативную модель развития.

Мир не так бесконечно сложен, как кажется. Есть несколько основных моделей развития, которые следует инвентаризировать. Это модели консервативно-модернистского развития, модели прорывного посткапиталистического развития, классика азиатского развития, заимствованная из Европы, некоторые модели альтернативного развития в Латинской Америке.

И еще у нас есть постмодернистский враг — подавляющее большинство так называемых «левых» партий, глубоко переродившееся левое движение. Инновации и развитие — это изначально «левые» понятия. Это прыжок в будущее, которое принадлежит левой культуре. Но реальная левая культура почти везде фактически раздавлена. А ее место не случайным образом заменил постмодерн.

Наверное, мы должны искать что-то новое. Понимая при этом разницу между семечком и деревом.

— Назовите наиболее ярких апологетов этих моделей.

— Классическое модернистское развитие — это Хабермас.

— А в России?

— А в России колеблются между привычной многонациональной имперской моделью, требующей альтернативных модерну идей развития, и модерном, требующим нации и национального государства. У нас нет настоящих националистов, верных модерну. У нас есть постмодернистские и контрмодернистские дикари, путающие нацию и племя. Ниша модерна почти пустая. Об империи говорят больше. Но нельзя сидеть на двух стульях. И потом, одно дело интеллектуалы, а другое — власть…