Беседы

Если говорить о внутренней опасности, то она существовала для людей, находившихся у власти. Им потребовался репрессивный аппарат, и они его создали. Это же относится и к пропагандистскому аппарату. В стране в начале 1970-х годов было 180 тысяч философов, кандидатов и докторов философских наук. Никакая другая система не смогла бы, как это случилось у нас, справиться не только с оппозицией, но и с потенциальными зародышами этой оппозиции.

Со временем тяжесть военных расходов стала совершенно невыносимой. Эта тенденция, как писал Ключевский, была характерна для России еще в царствование Ивана IV. Таково проклятье нашей истории: бремя военных расходов, неэффективность экономики… Я только сейчас начинаю осознавать, что же это была за чудовищная махина — наш ВПК! Наверное, во всей стране нет ни одного районного центра, где не существовало бы военного предприятия. Думаю, что даже оборонный отдел ЦК до конца не представлял, какая громадная выросла опухоль. Естественно, возникло стремление освободиться от этой ноши. Хрущев первым заговорил о необходимости «перековать мечи на орала». При Брежневе начались переговоры и процессы по разоружению, хотя наращивание военной мощи продолжалось.

А как только уровень внешней военной угрозы снизился, механизм, который работал на войну, начал разваливаться.

В то же время, за годы существования СССР удалось многое сделать: мы вырастили национальные элиты, дали культуру народам, у которых ее не было, дали им историю, государственность (у таджиков, да и у казахов никогда не было единого государства), создали академии наук, оперу и балет.

— Мог ли СССР быть демонтирован или трансформирован не в таких чудовищных формах?

— Наверное, мог бы. Здесь определенную роль сыграло и то, что среди вождей перестройки было два сознательных разрушителя, облеченных большой властью и влиявших на Горбачева. Я имею в виду Яковлева и Шеварднадзе, видевших свою миссию в ликвидации и КПСС, и советской системы, и Советского Союза. Задним числом они это признают: почитайте Яковлева, если не противно, проследите за деятельностью Шеварднадзе. Он, например, в Беринговом море отдал 34 тысячи квадратных миль нефтеносного района единоличным решением, а потом провел его через Политбюро.

Кстати, у Шеварднадзе была такая манера: принимать решения, ни с кем не считаясь, а затем оформлять это через Горбачева. Это, в первую очередь, касалось вопросов разоружения. А если учесть, что у него были и остаются как личные, так и деловые отношения с Бейкером, то это многое объясняет в истории с Беринговым морем. Когда Крючков, Язов, Лукьянов спохватились, было уже поздно. Путч, не путч, но если бы они преуспели в августе, было бы еще хуже.

— Последний вопрос. Вы говорили о прогнозе военного министерства России в конце XIX века касательно перспектив страны в XX веке. Каково Ваше интуитивное видение России в конце XXI века?

— Предсказывать на сто лет вперед совершенно безопасно, потому что никто уже не призовет к ответу. Хочется сказать словами Белинского: «Завидую внукам и правнукам нашим…»

Жалко, что он не дожил, а то бы завидовал внукам в концлагере. Вот разрушительная сила была — ядовитая оппозиционная интеллигенция! Как черви, прогрызли российскую государственность.

Тут, наверное, надо говорить не о том, какой я представляю Россию в XXI веке, а о том, какой мне хотелось бы ее видеть, если человечество выживет. Во-первых, надо отрешиться от иллюзий по поводу того, что за предстоящие сто лет будут устранены все конфликты. Это утопия.

США следует отказаться от мысли о мировом господстве. Владеть миром уже пытались римляне, Александр Македонский, Наполеон. Единого хозяина на Земле быть не может. Ведь если взорвутся все ядерные арсеналы, то и говорить будет не о чем.

Возможно, человечеству удастся устранить старые источники противоречий, но появятся новые, потому что они заложены в самой человеческой натуре. Конфликт — первопричина не только кризисов, но и существования общества. Пока есть общество, остаются конфликты.