А если деньги убегают, планы Правительства рушатся — уменьшаются резервы, падает курс валюты. Эту ситуацию нужно было локализовать. Каким образом? Сделать деньги дорогими и уменьшить их количество, чтобы люди поняли, что нет денег для того, чтобы покупать валюту. Так и было сделано. Когда все поверят в стабильность, можно будет потихонечку снижать процентную ставку и смотреть, как на это отреагирует капитал. Если его отток не увеличивается, можно еще снизить. Это ситуация необычная, непривычная. Сейчас капитал бежит в Соединенные Штаты, потому что считается, что у доллара нет валютного риска. Почему нет утечки капитала из Китая? А потому что, во-первых, там не было большого кредитного капитала, а были прямые инвестиции. Во-вторых, зачем китайцам покупать доллар, когда юань крепко стоит и можно спокойно с ним работать? Поэтому я и говорю, что мягкая девальвация в этом смысле была опасна. Лучше бы побыстрее скорректировали курс рубля.
— Может быть, даже до сегодняшнего уровня. Хотя все понимают, что если нефть упадет еще в два раза, то рубль будет девальвирован. К сожалению, нефть — это наше проклятье, как принято говорить. И этим мы тоже отличаемся от Китая.
— Нет, это разные ситуации, и сравнивать их не следует. Дефолт 1998 г. породил локальный экономический кризис в рамках отдельно взятой страны. Сейчас ситуация сложнее, потому что весь мир страдает и весь мир защищается.
— Как экономику с не очень четкими целями развития, на мой взгляд. На уровне риторики руководства страны все понятно, но на уровне обыденного сознания, на уровне бизнеса у нас отсутствует экономическое кредо.
— Оно должно формулироваться в недрах общества.
— Потому, наверное, что мы все еще находимся в состоянии перехода.
— Все страны идут неизвестно куда, даже Китай, у которого есть 100-летний период планирования, хотя китайцы как раз более или менее четко формулируют свои цели. Не нужно спешить, главное — очень четко видеть будущее, а для этого надо на нем сосредоточиться. В России такой сосредоточенности нет.
Плоды ошибочной политики Гринспена пожинает весь мир.
— Возможно, ошибки имели место. Из-за того что цены на ресурсы были высокие, Россия получала большую выручку от экспорта. Казалось бы, существенную часть природной ренты следовало сосредоточить в публичном секторе. Есть два пути перераспределения ренты в экономике. Первый — делать это через бюджет, т. е. сначала собрать, а потом начать раздавать. И фактически такие шаги были предприняты: образовали Инвестфонд, создали госкорпорации, дали им денег. Второй — в разумных пределах снизить налоги.
В результате мы, конечно, получили бы укрепление рубля. Были опасения, что это вызовет конкурентное давление на российских производителей. Да, возможно, но конкурентное давление оборачивается конкурентной борьбой. Зато были бы дешевы технологии и можно было бы купить еще больше технологий. Сказать однозначно, что все бы получилось, никто не может — пока не попробуешь, ничего не получится.
— Наверное, в 2007 г. В 2005 и 2006 гг. еще шло накопление фонда, деньги были не такие большие.
К началу 2007 г. стало ясно, что это серьезная проблема, с деньгами надо что-то делать. И их стали тратить, наращивая расходы бюджета, передавая в госкорпорации и различные фонды.
— Кто его знает, все проверяется практикой. В принципе, конечно, шанс все-таки не был использован. Кстати, кроме природной ренты был еще приток богатства через финансовые инвестиции в виде кредитов, займов. В 2007 г. чистый приток составил 80 млрд долл. Огромные деньги шли в страну, покупали недвижимость, предприятия и акции. В этой ситуации можно было снизить налоги, что, возможно, стимулировало бы быстрое технологическое развитие. Экономика была к этому готова.