Беседы

– Так что же, ты хочешь, чтобы я обхаживал такого-то?[391] Чтобы ходил к его порогу? – Если это велит разум, ради отечества, ради родных, ради людей почему бы тебе не пойти? К порогу сапожника, вот, ты не стыдишься ходить, когда тебе нужна обувь, ни к порогу огородника, когда тебе нужен латук, а к порогу богачей, когда тебе нужно что-нибудь подобное, стыдишься? – Да. Перед сапожником ведь я не преклоняюсь. – Не преклоняйся и перед богачом. – И огороднику не стану льстить. – Не льсти и богачу. – Так как же я достигну того, что мне нужно? – А я разве говорю тебе: «Иди с намерением достигнуть»? Разве не то только, чтобы ты поступил так, как тебе подобает? – Так к чему же еще мне ходить? – Чтобы пойти, чтобы исполнить дело гражданина, брата, друга. К тому же помни, что ты пришел это к сапожнику, к торговцу овощами, не имеющему власти ни над чем важным или священным, даже если он дорого продает то, что продает. Как за латуком идешь: он ведь обол сто́ит, а не талант сто́ит. Вот так и здесь. Дело стоит того, чтобы явиться к порогу. Пусть так, явлюсь. Чтобы поговорить. Пусть будет так, поговорю. Но и руку поцеловать надо и польстить восхвалением. Прочь! Это стоит талант. Нецелесообразно ни для меня, ни для города, ни для друзей утратить и гражданина добродетельного и друга. – Но если не преуспеешь, покажется, что ты не был исполнен рвения[392]. – Опять ты забыл, ради чего ты явился? Разве ты не знаешь, что человек добродетельный ничего не делает ради того, чтобы показаться, но ради того, чтобы поступить правильно? – Так какая же ему польза в том, чтобы поступить правильно? – А какая польза пишущему имя «Дион» писать его так, как до́лжно? В том, чтобы написать. – Награды, значит, никакой? – А ты ищешь награды для добродетельного человека большей, чем поступать правильно и справедливо? В Олимпии ты не хочешь ничего иного, но тебе кажется достаточным быть увенчанным на Олимпийских играх[393]. Таким незначительным и ничего не стоящим представляется тебе быть добродетельным и счастливым? Введенный в этот град[394] богами для этого и уже обязанный приниматься за мужские дела, ты по нянькам еще тоскуешь да по маме, и плачущее глупое бабье сгибает и расслабляет тебя? Ты так никогда и не перестанешь быть младенцем? Разве ты не знаешь, что чем старше ведущий себя по-детски, тем он смешнее?

В Афинах ты ни с кем не виделся, ходя к нему домой? – С тем, с кем я хотел. – И здесь желай видеться вот с этим, и ты увидишься с тем, с кем ты хочешь. Только без унижения, без стремления или избегания, – и все твое будет правильно. А это заключено не в хождении и не в стоянии у порога, но внутри тебя, в твоих мнениях. Когда ты все то, что относится к внешнему миру и что не зависит от свободы воли, уже не будешь ценить и ничего из всего этого уже не будешь считать своим, а будешь считать своим только правильность в суждении, в мнении, в влечении, в стремлении, в избегании, где тут еще место лести, низкому мнению о себе?

Что[395] ты еще тоскуешь по тамошнему спокойствию, по привычным местам? Подожди немного, и эти места, в свою очередь, тоже станут для тебя привычными. И вот если в тебе будет такое неблагородство, то, покидая, в свою очередь, и эти места тоже, плачь и сетуй.