Беседы

— По всему миру, по каждой группе стран. И стало очевидно, что даже в кризисных условиях изменения происходят в строго определенных границах. Поэтому выбранные пороговые значения, на наш взгляд, являются достаточно основательными. Если мы разрабатываем уже не концепцию, а стратегию социально-экономического развития лет на пять и на ее основе осуществляется бюджетное планирование, то необходимо увязывать конкретные показатели с тем, чего мы хотим достичь. Тогда становится понятно, в каких границах и при каких условиях удерживать безработицу и инфляцию, какие для этого нужны ресурсы, каким образом можно поддержать уровень доходов и потенциал домашних хозяйств — это то, что, в частности, делают американцы. Тут речь идет о платежеспособном спросе, основном двигателе экономического развития, иначе стабильность не обеспечишь, как не обеспечишь и безопасность.

Ясно, что у военных несколько иной подход к проблеме безопасности, чем у экономистов, социологов, демографов. Но в том и новизна этой концепции, что в ней главное — не сидение в окопе, не автаркия, не изоляционизм, не замкнутость, не непрекращающаяся борьба с внутренними и внешними угрозами, а осознание того, что для такой страны, как наша, безопасность должна и может обеспечиваться исключительно через развитие. И не просто развитие военного потенциала, мобилизационной готовности, но развитие в широком понимании, включающем преодоление демографических и социальных проблем.

— Это идет еще от советской доктрины безопасности?

— Конечно, ни о каких прямых аналогиях и речи быть не может. По сути дела, это общечеловеческая доктрина. Вместе с тем следовало бы больше себя уважать, не пренебрегать собственным опытом. Я с интересом посмотрел выступление Барака Обамы 27 апреля 2009 г. на совместном собрании американской Национальной академии наук и Академии инженерных наук. Он фактически признал огромные успехи СССР и России. Обама отметил: дело не только в шокировавшем американцев запуске спутника, но это также почти 100-летний прорыв в науке, образовании, подготовке инженерных кадров. Он подчеркнул, что наши достижения — образец для подражания. Мы же свой опыт часто не ценим, принижаем, а наш основной конкурент его ценит.

— Процесс согласования маркирует качество работы госаппарата, его ценность, подходы, культуру, дееспособность. Как изменился государственный аппарат с момента распада СССР?

— С тех пор прошло более 20 лет. Думаю, что трансформацию аппарата надо прослеживать с начала перестройки, с 1986–1987 г., когда в него пришли относительно молодые люди. Их отличало желание работать по-новому, используя огромный потенциал невостребованной общественной энергии и знаний. Но эта вспышка энергии очень быстро была погашена в силу нереализованности целей и задач, сформулированных в период перестройки. В начале 1990-х гг. в стране царило разочарование, которое усилило процесс распада Советского Союза. Но если говорить о дееспособности административного аппарата и бюрократии, то сегодня проблему надо рассматривать шире: в условиях глобализации изменилась концепция самого государства и государственности. И заявленная недавно идея суверенной демократии — это не всеми осознанный ответ на сужение сферы суверенитета государства сначала с экономической и финансовой точки зрения, а в перспективе — и с политической.

На протяжении последних 50 лет возникло несколько концепций государственности. Первая — государство всеобщего благоденствия, то, что у нас выражено в Конституции как социальное государство. Но это было отражение уже уходящего времени, скорее больше европейское, европоцентричное видение. Вторая концепция — малозатратное государство, корнями уходящее в неолиберальный тэтчеризм и рейгономику. Несколько позже возникла идея так называемого государства-партнера. На практике реализацию каждой из концепций отличало изменение технологий осуществления властных функций.

В том числе — и применительно к сфере обеспечения безопасности.

— Партнера бизнеса и общества?