Беседы и суждения

Когда отправлял человека в другое владение наведаться о чьем-либо здоровье, то провожал его двукратным поклоном вослед.

Когда Кан-цзы послал Конфуцию лекарства, то тот, приняв его с поклоном, сказал: «Не зная их свойств, я не смею отведать их».

Когда у него сгорела конюшня, Конфуций, возвратившись из дворца, сказал: «Ранен ли кто-нибудь?» – а о лошадях не осведомился.

Когда владетельный князь жаловал его кушаньем, то он, непременно поправив рогожку, предварительно отведывал его. Если князь жаловал его сырым мясом, то он непременно варил его и делал предложение предкам; а если князь жаловал живую скотину, то он кормил ее. Когда он присутствовал при столе у государя, то государь приносил жертву, после чего Конфуций прежде всех начинал есть.

Во время болезни, когда государь навещал его, Конфуций обращал голову на восток и покрывал себя парадным платьем, разложив на нем пояс.

Восток – источник света и жизни.

В случае приказания государя явиться он отправлялся пешком, не ожидая, пока для него запрягут повозку.

Входя в храм предков, Конфуций спрашивал обо всем.

Когда умирал друг, которого было некому похоронить, Конфуций говорил: «Я похороню его».

За подарки друзей, хотя бы они состояли из повозки и лошади, но не из жертвенного мяса, он не кланялся.

Он не спал наподобие трупа навзничь и в обыденной жизни не принимал на себя важного вида.

Увидев одетого в траур, хотя бы и коротко знакомого, он менялся в лице; увидев кого-либо в парадной шапке или слепца, хотя бы часто встречался с ними, он непременно выказывал к ним вежливость. Когда, сидя в повозке, он встречал одетого в траур, опираясь на перекладину, наклонялся в знак соболезнования; такую же вежливость он оказывал и лицам, несшим списки населения. При виде роскошного угощения он непременно менялся в лице и вставал [в знак почтения]. Во время грозы и бури он непременно менялся в лице.

Мало того, если это было ночью, он вставал, одевался в парадное платье и так и сидел.

Поднявшись в повозку, он стоял в ней прямо, держась за веревку. Находясь в повозке, он не оглядывался назад, не говорил быстро и не указывал пальцем.

Древние люди вообще стояли [передвигаясь] в повозке или колеснице; сидели только старики и женщины, для которых были особые покойные колесницы.

При виде недоброго выражения лица человека птицы поднимаются и летают взад и вперед, а потом опять опускаются. «Сидящая на этом мосту фазаниха, – сказал Конфуций, – действительно знает свое время!» Тогда Цзы-Лу находился поодаль Конфуция, и они вместе направились к птице, как бы имея намерения поймать ее, но она, вскрикнув трижды, поднялась.

Знает свое время – т. е. когда нужно лететь, она летает; когда нужно опуститься – опускается.

Глава 11 Хотя прежние люди…

Конфуций сказал: «Хотя прежние люди в церемониях и музыке были дикарями, а последующие – людьми образованными, если бы дело коснулось употребления их, то я последовал бы за первыми».

Потому что у них искусственность, или внешний лоск, и природа находились в полном соответствии, а у последующих поколений искусственность получила перевес над природой.

Конфуций сказал: «Все сопровождавшие меня в Чэнь и Цай не достигли моих ворот».

«Не достигли моих ворот» – то есть их нет при нем.

Между ними добродетелями отличались Янь-юань, Минь-цзы-цянь, Жань-бо-ню и Чжун-гун, красноречием – Цзай-во, Цзы-гун, в правительственных делах – Жань-ю и Цзи-лу и ученостью – Цзы-ю и Цзы-ся.

Конфуций вспоминает тех из своих учеников, которые разделяли с ним все труды и лишения во время путешествия в Чу, но которых теперь не было при нем.

Конфуций сказал: «Хуэй – не помощник мне; во всех моих речах он находил удовольствие».

Он молча замечал и душою постигал без всякого сомнения и вопросов.

Конфуций сказал: «Как почтителен Минь-цзы-цзянь! Все посторонние люди не разнятся в своих отзывах о нем с отзывами его родителей и братьев».