Беседы и суждения

Траур заключается в искренной душевной скорби, а не во внешнем выражении ее посредством пышных похорон и других церемоний, так говорит один из китайских ученых; но, несмотря на это, у китайцев, под влиянием того же конфуцианства, в деле траура форма, или внешнее выражение скорби, получила такое полное преобладание над душевной скорбью, что китаец для того, чтобы устроить приличные похороны, не жалеет никаких расходов и входит в долги.

Цзы-ю сказал: «Мой друг Чжан делает вещи трудноисполнимые, но ему недостает гуманности».

Словами «недостает гуманности» хотят сказать, что у Цзы-чжана мало искренности и сострадания к другим, но много высокоумия.

Цзэн-цзы сказал: «Величественный человек Чжан, но с ним трудно вместе упражняться в гуманности».

Цзэн-цзы сказал: «Я слышал от Учителя, что люди, которые не проявили самих себя (т. е. своей истинной природы) во всей полноте, непременно проявят себя в случае смерти родителей».

Если в этом случае они не проявят своей искренности, где же они проявят ее?!

Цзэн-цзы сказал: «Я слышал от Учителя о сыновней почтительности Мэн Чжуан-цзы[58], все другие проявления которой достижимы, но что он не переменил ни слуг отца, ни его образа управления, – вот это трудно достижимо».

Мэн-ши сделал Ян-фу судебным чиновником, и тот обратился за советом к Цзэн-цзы, который сказал ему следующее: «Правительство утратило истинный путь, народ давно отшатнулся от него. Если ты констатируешь факт преступления, то пожалей преступника, а не восхищайся своим умом».

Ян-фу был учеником Цзэн-цзы. В толкованиях китайских ученых для нас весьма интересен взгляд их на причины, вызывающие преступления. Когда правительство, говорят ученые, перестает заботиться о пропитании и просвещении народа, то народ отшатывается от него, между ним и правительством теряется связь. При таких условиях преступления совершаются если не по нужде, то по невежеству. Поэтому к преступникам следует относиться с сожалением, а не с жестокостью. Однако китайская криминальная практика далеко расходится с этими гуманными теоретическими началами. К каким только бесчеловечным пыткам и истязаниям не прибегают представители китайского правосудия для того, чтобы выудить у человека признание иногда даже в небывалом преступлении!

Цзы-гун сказал: «Беззакония Чжоу не были уж такими ужасными, как о них рассказывают. Поэтому-то благородный муж не желает оказаться в грязи, чтобы ему не приписали все пороки мира».

Как в низменные места стекаются все воды, так и человеку, пользующемуся дурной репутацией, приписывают всевозможные пороки, в которых он в действительности не повинен, и потому человеку следует вести жизнь нравственную и ревниво оберегать свою репутацию.

Цзы-гун сказал: «Ошибки благородного мужа подобны солнечному и лунному затмениям. Люди видят все его ошибки, а когда он исправит их, они взирают на него с уважением».

Вэйский вельможа Гун Сунь-чао спросил у Цзы-гуна: «Где и у кого учился Конфуций?» Цзы-гун сказал: «Учение Вэнь-вана и У-вана не погибло, а находится между людьми. Люди мудрые запомнили из него более важное (главные основания), а люди немудрые (не одаренные высокими талантами и нравственными достоинствами) – менее важное. Таким образом, учение Вэнь-вана и У-вана царило повсюду. Где же мог учиться Философ? И к чему же было ему иметь постоянного Учителя?»