Беседы о Книге Иова. Почему страдает праведник?

Склоняюсь, мой друг, пред тобой;

мудрость твою принимаю.

[Слушаю] слово речи твоей.

Но, видимо, это обращение – с ироническим подтекстом. Из уважения страдалец говорит, что принимает слова друга, а на самом деле возражает ему и опровергает его доводы:

Дикий осел, онагр, что [травой] набивает утробу,

Внимал толкователю божественных истин?

Свирепый лев, что добрую плоть пожирает,

Жертву принес, чтобы успокоить гнев богини?

Иными словами, даже дикие звери благоденствуют: и онагр, поедающий траву, и лев, который терзает другие существа. Они благоденствуют, хотя и не внимали чтению священных книг, и не приносили жертв богине (очевидно, Иннане-Иштар, главной богине Вавилона). А вот он, страдалец, который чтил богов и богинь, брошен без помощи, оказался в пучине зла и страшно бедствует – следовательно, в мире нет справедливости:

Сызмальства следовал я воле божьей,

Простершись, с молитвой искал богиню.

[Но] я влек ярмо бесприбыльной службы.

В ответ на такие рассуждения страдальца его друг провозглашает, что пути и дела богов непостижимы.

Примерно в такой же последовательности сменяют друг друга доводы Иова и его друзей. Сначала друзья пытаются уверить Иова в том, что всё в мире постижимо умом и тот, кто действительно чтит Бога, благоденствует. Но после того, как Иов на своем примере, да и на многих других, опровергает их речи, они начинают утверждать, что «пути Господни неисповедимы», что нет прямой связи между благочестивым поведением и наградой, а потому и говорить об этом не следует. Иов же продолжает добиваться истины и все-таки страстно жаждет узнать, почему он так жестоко мучается.

Подобное происходит и со страдальцем из Вавилона. Друг говорит ему:

Пальма, роскоши древо, мой брат драгоценный,

Исполненный мудрости золотой самородок.

Ты ведь стоишь на земле, [а] замыслы бога далече.

Этими словами друг пытается утешить страдальца, указывая на его несомненные достоинства, но одновременно утверждая, что тот ошибается, стараясь установить прямую связь между поведением человека и воздаянием свыше: ведь «замыслы бога далече» – они непостижимы. Обратим внимание, что еще недавно они представлялись другу вполне постижимыми:

[Кто ритуалы свершает] – от тяжких трудов

избавлен.

Но именно данный тезис и опровергает страдалец: согласно его опыту, подобное воззрение не объясняет той реальности, которую мы наблюдаем. Однако общение двух вавилонян не выходит за пределы взаимной благожелательности и прямо-таки уснащено различными комплиментами. Так, страдалец говорит другу:

Разум твой – северный ветер,

дуновенье, приятное людям.

Прочитав эти слова, мы представляем себе жаркую страну, опаленную засушливым южным ветром, несущим песок, в то время как северный ветер, напротив, приносит приятную прохладу. Так воспринимает страдалец речи друга, направленные на восстановление его душевного спокойствия. Итак, эти двое беседуют между собой куда почтительнее, чем Иов со своими друзьями. Иов гораздо более непримиримо отвечает пришедшим к нему утешителям – наверное, не только потому, что он переживает более тяжкие муки, чем вавилонский страдалец, но и в связи с общей направленностью его жизни на праведность, а души – на поиски Бога и общение с Ним. Вавилонянину легче подбирать слова для комплиментов в адрес друга:

Избранный друг мой, совет твой прекрасен.

Одно [только] слово тебе я добавлю:

Дорогой успеха идут те, кто не ищет бога,

Ослабли и захирели молившиеся богине.

Сызмальства следовал я воле божьей,

Простершись, с молитвой искал богиню.

[Но] я влек ярмо бесприбыльной службы, —

Бог положил вместо роскоши бедность;

Дурак впереди меня, урод [меня] выше, —

Плуты вознеслись, а я унижен.

И далее страдалец переходит от несчастий собственной жизни к широким обобщениям: справедливости нет нигде, повсюду торжествует зло: