Беседы о литургической жизни Церкви

Он пришел в себя от этого волнительного видения, стоя со Святой Чашей в руке, которую он протирал тряпкой механическими, аккуратными движениями… Все это он сообщил только духовнику и потом двум-трем отцам из синодии, а более никому.

Подготовив себя молитвой, плачем и слезами, он совершил последнюю Божественную литургию, которую вспоминали много лет спустя с большим почтением и волнением отцы и духовник, которые присутствовали на ней. Один из них, румын, рассказал мне об этом.

Когда Божественная литургия закончилась, они сели за трапезу в последний раз, взяв немного еды. Скоро батюшка почувствовал недомогание. Пошел и лег, постоянно повторяя: «Помяни мя, Господи, в Царствии Твоем», «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», «Пресвятая Богородице, спаси мя».

К вечеру он ослабел. Через некоторое время лицо его засияло… Келья наполнилась неописуемым благоуханием…

– Отцы, простите меня… Господи, душа моя в Твоих Руках…

Сказав это, он умер.

Несказанное спокойствие разлилось повсюду… И невыразимая радость согрела сердца присутствующих…[337]

Если священник все время (особенно после молитвы Херувимской песни) мысленно призывает сладчайшее Имя Иисуса Христа и читает молитву «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», тогда ангельские Силы, которые почитают и славят Господа нашего Иисуса Христа на тройном престоле Торжествующей Церкви, почитают и сердце священника, на котором написано Имя Спасителя Христа и которое трепещет при произнесении сладкого Имени Его. То же самое может произойти и с сердцем каждого мысленно молящегося верующего.

Эти священные трепетания наполняют сердце и священника, и верующих христиан невыразимой радостью. Он радуется, и не знает почему. Он пылает от небесной радости. Он хочет всех обнять, всем целовать ноги, у всех просит прощения. И его радость, веселье и счастье да распределится на всех верных христиан. Потому что он их любит! Таким образом, охраняются и защищаются ум и чувства священника в духовной борьбе против нечистых духов и после окончания Божественной литургии.

106. Неизвестный афонский исихаст описывает, как он, придя в исступление, увидел сияющий небесный храм…

В центре храма стоял великолепный и славный Архиерей, одетый в архиерейское облачение, каким мы знаем его сейчас. Сияние его одежд было таким сильным, что исихаст от изумления потерял дар речи… Ни одни человеческие уста не смогли бы описать небесную красоту его Божественного Лика… Поэтому он стоял молча, дрожа от волнения.

Вокруг этого небесного и божественного Архиерея стояла толпа священнослужителей, одетых в блестящие белые одежды. Среди них были диаконы, которые держали в руках чудные кадила и кадили божественного Архиерея, священники с лицами светлыми, почтенными, веселыми и миловиднейшими. Их священническое облачение было белым как снег, чистым как свет и сияло как лазурное, залитое солнцем небо.

У одних облачение отличалось таким сиянием, блеском и чистотой, что не описать простыми словами, не понять умом человеческим: потому что как земное поймет небесное? Другие носили облачение молниевидное, которое сверкало словно молния.

И одни из них находились по правую сторону от Архиерея, а другие – по левую. Все стояли с великим благоговением и скромностью.

А этот блаженный Архиерей был столь славен, настолько выделялся среди других и превосходил их своей славой, светлостью и красотой, как превосходит солнце другие светила.

Стоя же прямо и глядя на восток, сей чудный Архиерей громко и чисто, пел одну удивительной красоты мелодию. Священник же тот, видя эти непостижимые вещи, изумлялся и, слушая сладчайшую гармонию и чрезвычайно приятную мелодию, удивлялся.

От крайнего восхищения он позабыл, что пел тот небесный Архиерей, и не смог удержать в памяти ни одного услышанного слова, несмотря на то, что прилагал к этому все свое внимание, ибо знал, что будет отлучен от сего блаженнейшего «видения» и что эти слова очень пригодятся ему в настоящей жизни.

Он смог удержать в памяти всего лишь одно изречение, которое в конце громко произнес тот небесный Архиерей. Сказал же он следующее: «Насколько человек любит Бога и помнит о Нем, настолько и Бог любит того человека и помнит о нем, и даже больше».

И тотчас священник пришел в себя и рассказал, что в тот час чувствовал в своем сердце некий огонь, который опалял сердце подобно зажженной свече. И тогда он вспомнил то, что сказали два апостола, когда пришли в Эммаус: «Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?»[338]

* * *

После сокрушенной молитвы Херувимской песни, во время пения Херувимской песни, начинается 50-й псалом. Этот псалом не только является псалмом покаяния, но и включает ряд богословских истин:

Первая: Провозглашается учение о первородном грехе: «Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя».

Вторая: Открывается, что грех поражает всего человека и делает душу отвратительной и смрадной перед Святым Богом.