Беседы о музыке с Сэйдзи Одзавой

Мураками: Наблюдая мастер-класс Роберта Манна, я заметил, что в своих замечаниях он очень постоянен. Он слушал исполнения разных групп и каждой давал подробные рекомендации, но почти всегда одни и те же. Во-первых, советовал уделять больше внимания средним голосам. В струнном квартете подобный баланс очень важен.

Одзава: Да. В европейском ансамбле средний голос имеет большое значение.

Мураками: В последнее время даже в оркестрах средним голосам стали уделять внимание. Если можно так выразиться, музыка стала более камерной.

Одзава: Верно. Так делают все хорошие коллективы. Для большего колорита.

Мураками: Но ученик, мечтающий стать солистом, старается качественно сыграть основную тему, при этом он почти не представляет, что значит вести средний голос. Для этого его ставят второй скрипкой в квартете.

Одзава: Пожалуй, вы правы. Исполнитель среднего голоса видит музыку изнутри. А это, пожалуй, главное. Поскольку развивает слух. Конечно, альт или виолончель больше ориентированы на ансамбль, чем скрипка, но у нас они могут заглянуть глубже.

Мураками: Еще Манн часто повторял, что указание пиано не означает «играть слабо». Пиано – это половина форте, поэтому играть надо тихо, но с силой. Он повторил это множество раз.

Одзава: Верно. Некоторые ошибочно воспринимают пиано как «играть мягко». Манн имеет в виду, что даже если звук тихий, надо сделать так, чтобы он был отчетливо слышен. Слабый звук нужно наполнить ритмом, наполнить эмоциями – вот о чем он говорил. О том, что нужно создать модуляцию. Именно на этом более полувека строилось исполнение его струнного квартета.

Мураками: Звучание Джульярдского квартета такое и есть. Четко модулированное, прозрачное, абсолютно аналитическое. Европейцам, наверное, чужд такой подход.

Одзава: Да. Европейцы сказали бы, что нужно больше размытости, атмосферности. Но Манн стремится четко передать замысел композитора. Его цель – аккуратно донести звук до зрителя. Честно, без неопределенности.

Мураками: Еще он часто повторял: «Не слышу» (I can’t hear you). Например, когда в диминуэндо не слышался последний звук. Наверное, сложно отчетливо сыграть слабый звук.

Одзава: Так и есть. И еще он часто говорит, что, если хочешь четко сыграть слабый звук, надо предыдущий звук сыграть с небольшим усилием. Он прекрасно просчитывает подобные вещи.

Мураками: Он говорил: «Здесь этот звук слышен, но его не услышат в большом зале».

Одзава: Да, это результат многолетнего опыта. Он ведь опытнейший музыкант. Даже в маленьком зале всегда играет как в большом.

Мураками: Когда я спросил об этом у Садао Харады, он ответил, что настоящий звук слышен одинаково и в маленьком, и в большом зале. И что варьировать звучание в зависимости от размеров зала скорее неправильно.

Одзава: Да, очень верная установка. Хоть и трудновыполнимая.

Мураками: Но, похоже, учеников немного пугает, что в Женеве концерт проходит в «Виктория-холле», а в Париже – в «Гаво». Совсем разная акустика.

Одзава: Верно. Без хорошей подготовки и умения слышать друг друга тут не обойтись.

Мураками: Еще Манн часто повторял: «Говорите!» (Speak!) Не «пойте», а именно «говорите».

Одзава: Это более широкое понятие, чем петь. Имеется в виду не только пение. Петь – это вот: у-а-а-а-а. (Широко разводит руки в стороны.) А нужно не только это – хотя и это, конечно, тоже. Нужно четко обозначить начало и конец пения. Осознавать каждый этап. Думаю, он это имел в виду.

Мураками: Он сказал, что у каждого композитора свой специфичный язык, на котором нужно уметь говорить.

Одзава: Имеется в виду композиторский стиль. Умение владеть уникальным композиторским голосом.

Мураками: Еще он говорил, что Сметана говорит по-чешски, а Равель – по-французски, и это надо учитывать. Такая ремарка показалась мне очень интересной. Во всяком случае, Манн привык четко излагать свое мнение, если нужно – повторять по нескольку раз. Его метод преподавания практически не зависит от собеседника. У него своя устоявшаяся философия, которую он отстаивает.

Одзава: Все его замечания основаны на опыте. У него свой подход. Он дольше, чем кто бы то ни было, занимается исключительно камерной музыкой, его опыт огромен.

Мураками: Его методика преподавания порой расходится с установками Памелы, Имаи или Харады.

Одзава: Ничего удивительного. Я всегда повторяю ученикам: если мнения преподавателей расходятся – это нормально. То же самое я говорю преподавателям и Манну. Разные мнения – это естественно. Мы ведь имеем дело с музыкой. Именно это делает ее интересной. А бывает, что они говорят разное, но ведут в итоге к одному и тому же. Конечно, не всегда.

Мураками: Можете ли вы привести конкретные примеры разных установок?