Беседы о режиссуре

И, конечно же, мы не могли забыть о великой силе крошечной студии — превращать в зрителей всю республику — во время гастролей лучших отечественных и зарубежных исполнителей. Посмотреть их выступление на сцене удавалось сравнительно немногим, и мы пытались хоть как-то возместить потери не попавших на спектакли. Так как трансляция из зала тогда была еще невозможна, то гости приглашались на вершину Мтацминды. Сейчас часто приходится слышать жалобы телевизионщиков на то, что театры неохотно открывают перед ними двери. На заре телевидения этого не было. Несмотря на весьма напряженную во время гастролей жизнь, на то, что играть в студии без особых репетиций сложно, к нам приходили охотно.

Театр «Современник» показывал отрывки из привезенных постановок «Два цвета» и «Голый король». Благодаря этому республика тогда узнала молодых актеров: И. Квашу, О. Табакова, Е. Евстигнеева.

Актеры и режиссеры Малого театра делились своими мыслями и творческими планами.

А в 1966 году знаменитый Театр на Таганке в сорокаметровой студии почти полностью сыграл «Десять дней, которые потрясли мир». Для этого нашу сценическую площадку пришлось пополам разделить белым холстом, что позволило получить два места действия. У холста было и еще одно назначение. Поскольку сорокаметровая студия не позволяла показывать массовые сцены спектакля, для некоторых из них мы использовали теневой театр, который и оживал на белом полотнище. Действие было детально раскадровано. Каждая из двух телекамер «стерегла» свой участок сцены, а третья свободно передвигалась от одной разделенной части площадки к другой. Трансляция велась в основном на средних и крупных планах, что позволило зрителям по достоинству оценить игру актеров. Грузия познакомилась с искусством Ю. Любимова, В. Высоцкого, В. Золотухина, В. Смехова...

После спектакля те, кто выдавал его в эфир, не расходились — песни начинающего Володи Высоцкого звучали до утра.

Благодаря гастролям стала возможной и моя вторая встреча с Жаном Виларом.

Узнав, что он должен приехать вместе с группой французских актеров, я не только с нетерпением ждал назначенного дня, но и вынашивал планы повторения на грузинской земле ленинградских дискуссий, хотел познакомить Жана с актерами и режиссерами Тбилиси. Он только прибыл с аэродрома, а я уже ворвался в номер. Жан встретил меня любезно, радушно, но это был другой Вилар. Я не удержался и допустил бестактность, спросив, как случилось, что он больше не директор и не главный режиссер Французского национального народного театра? Жан не промолчал в ответ, но попросил меня никогда не касаться того, о чем так больно вспоминать. Значит, и изящная Франция способна обижать своих героев? А они, герои, в знак протеста уходят? Но что же стоит им этот уход, если бесследно исчезает заражающая всех энергия, удивительная открытость и щедро дарящая общительность? Вилар уже не смотрел на жизнь и театр так оптимистически, как это было несколько лет назад. Он был каким-то тусклым, нервным, усталым. «Душа актера не пустой звук»...

Но и в этот свой приезд он сумел поразить меня и логикой мысли, и артистическим мастерством. Во время встречи с творческой интеллигенцией, а она все-таки состоялась, он вдруг вслух задумался о том, кто же мы есть, режиссеры современности? И назвал себя и нас эпигонами. Бранное слово? Нет, в устах Вилара оно звучало иначе. Просто у театральной режиссуры, по его мнению, были первопроходцы и последователи. Первопроходцами в России он считал Станиславского, Вахтангова, Мейерхольда, Таирова. Во Франции — Ш. Дюлена, Ж. Копо, Л. Жуве, А. Антуана. Они во всем были первыми и может быть поэтому порой проходили мимо каких-то нюансов. Но именно эти режиссеры открывали те законы сцены, те методы, которыми все мы пользуемся. Конечно же, не механически, не формально. Вобрав все то, что сделано не нами, преломив через себя, мы создаем новые спектакли. И Вилар рассказал, как он сам приходил к тому или иному методу, как становился Виларом.