Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века)

Вот я какой спокойный дух имею, что я некоторые стихи сочинил с французского диалекта при своем последнем конце:

О, Боже, которого мы не знаем!
О, Боже, которого все твари возвещают!
Услыши последние вещания, кои уста мои произносят.
Если тогда я обманулся, то в исследовании Твоего закона.
Без всякого смущения взираю я на смерть, предстоящую
пред моими очами…

На этом месте публикатор (Л. Н. Трефолев) счел нужным оборвать перевод, видимо шокированный его скептическим содержанием, хотя и пометил, что в рукописи переведено все стихотворение. Письмо Опочинина завершается обращением к брату:

Любезный брат Алексей Михайлович! Ты обо мне не беспокойся: мне давно была моя жизнь в тягость. Я давно желал иметь предел злого моего рока. Я никогда не имел ни самолюбия, ни пустой надежды в будущее, ниже какого суеверия. Я не был из числа тех заблужденных людей, которые намерены жить вечно на другом небывалом свете. Пускай они заблуждаются и о невозможном думают: сия у них только и есть одна пустая надежда и утешение. Всякий человек больше склонен к чрезвычайности, нежели к истине. Я всегда смотрел с презрением на наши глупые обыкновения. Прошу покорно, братец, в церквах меня отнюдь не поминать!

Верный слуга и брат твой Иван Опочинин.