Что же, в обычаях этих не все так смешно и странно, как кажется порой нашему современнику, вооруженному техникой до зубов, до такой степени, что он зачастую считает себя вправе обращаться с окружающим миром совсем небрежно.
…Никто и не думал рыхлить землю русской степи и американских прерий с тем, чтобы они вновь и вновь каждую весну покрывались ковром душистых трав. Травы сами растут в степи. Деревья сами вырастают на болоте, карабкаясь по каменистым уступам, они взбираются до перевалов, покрытых снегами. Снегами, под которыми, лишь только они подтают, вновь пробуждается земная жизнь…
Зачем же тогда понадобился плуг, зачем каждый год мы вновь возделываем землю, если дикие растения в естественных условиях без каких бы то ни было хлопот приносят почти столь же большой урожай, как и культурные в условиях искусственных, созданных для них с помощью плуга и полчищ других машин, требующих огромного количества горючего и затрат человеческого труда?
В текущем столетии человек мог уже неоднократно убедиться: его техника воздействия на землю такова, что в состоянии «пустить его по миру» в самые кратчайшие сроки. Сто пятьдесят — двести и более лет тому назад тот же эффект был куда менее заметен. Ведь хотя в принципе эта техника была той же самой, что и сейчас, количество, тяжесть, скорость, разнообразие и интенсивность ее использования были совсем иными.
Свежеиспеченный высокий каравай отождествляется прежде всего с хорошо подготовленной пашней. Для нескольких одновременно живущих поколений хлеборобов, слабо знакомых с историей земледелия и основами агрономической науки (которая, в свою очередь, выросла главным образом из опыта этих поколений), негативные стороны частой и тщательной пахоты были незаметны. Поэтому-то немцы говорят: «У кого пашня хороша, у того с маслом каша». Урожай — в народе — не только «от бога», но и «от сохи». А вот неурожай уже исключительно «от бога», то есть засухи, мороза да града. Разглядеть среди этих стихийных причин роль сохи было трудно.
Только в последние сто лет благодаря развитию научного земледелия стало очевидно, что традиционная технология земледелия и традиционная техника имеют не только позитивные, но и негативные стороны. Писать об этом начали уже в конце прошлого столетия, главным образом русские агрономы и главным образом те, кто на практике ощутил, что значит лучшая в мире земля русский чернозем.
«Какой борьбы и каких усилий стоит человеку, чтобы извлекать из чернозема средства для жизни и обогащения!» — восклицал П. Падучев, делясь с читателями журнала «Деревня» (1899 год} своим опытом «сидения на черноземе»: «надо прожить на черноземе 10 лет, надо каждый год испытать летние жары в 40–42 градуса, надо ощущать это безветрие и томительную сушь воздуха днем и ночью, надо воочию видеть гибель посевов на этой „чудной“ почве в такие годы, как 1891-й, и только тогда сделается понятно, сколь силен и страшен этот враг нашего чернозема».
Русские агрономы прекрасно понимали, что «обработка крестьянских полей ужасна и потому получила название „издевательство над землей“», что необходима неустанная пропаганда новой техники, идущей на смену сохе и деревянному плугу — сабану. Но в то же время многие из них видели, что даже «идеально обработанные нивы в засушливые годы не дают никаких преимуществ» перед землями, обработанными «по-крестьянски» (Г. Аристов, журнал «Деревня», 1905 год).
Первым выступлениям против традиционного плужного земледелия скоро исполнится сто лет. В последние десятилетия они особенно настойчивы и результативны. Плуг отступает. Но отступает медленно.
Как известно, отвальный плуг (не древние соха и рало, а именно плуг, способный переворачивать пласт) не столь уж древнее изобретение. Он появляется в Европе в период средневековья, распространяется в эпоху Возрождения и становится основным почвообрабатывающим орудием в начале Нового времени. Последние периоды характеризуются ширящимся процессом освоения новых земель. В России плуг выдвинулся «на передние рубежи» только в XIX столетии, когда начали осваивать степную целину.
Для новых земель отвальный плуг — отличный инструмент. По крайней мере, с его помощью можно удобно и быстро разделаться с природным разнотравьем, закопав, похоронив его, и подготовить таким образом почву под пшеницу.
Традиции — особенно тяжелый и вредный груз тогда, когда результативность их тонет в пластах времени: трудно осознать (и часто не только темному и неграмотному человеку, но и ученому агроному), что эрозия, черные бури не от ветра, не от стихии, а от традиции этой самой.
Мы и до сих пор часто восхищаемся видом разделанного «в пух» поля, выутюженного, разглаженного; стебли соломы от прошлого урожая на нем кажутся нам срамом и безобразием. А между тем именно укрытое соломой поле бережет его от эрозии точно так же, как луг сохраняют покрывающие его травы. Двести сухих соломин на квадратном метре, торчащие из земли и оплетающие ее уже мертвыми корнями, — этого вполне достаточно, чтобы ветер не сдул зимой с поля снег, а летом не вызвал черную бурю.