За период с 1948 по 1960 год эффективность земледельческого производства в США увеличилась на 168 процентов, а эффективность производства говядины — всего на 13 процентов. Самые лучшие показатели в животноводстве получены здесь лишь по производству молока (рост на 42 процента) и птицы (117 процентов). Огромная разница в темпах роста!
Современные данные по выходу продукции с одного гектара свидетельствуют, что эффективность использования земли под пашню в 5–15 раз выше эффективности ее использования в животноводстве. Вы спрашиваете, чем это объясняется? Все той же трофической пирамидой. Оказывается, восседание на самой ее верхушке имеет и ряд неприятных сторон. Причем неприятности увеличиваются с ростом высоты или количества ступеней этого древнего сооружения. Уже довольно давно ученые установили, что эффективность производства пищевых продуктов тем ниже, чем длиннее цепь преобразования питательных веществ живыми организмами в съедобные предметы на пути к столу человека. Если бы человек мог получать необходимые ему калории непосредственно из минеральных или синтетических источников, то никакой пищевой цепи или пирамиды не существовало бы. Если бы человек питался исключительно растениями, то эта цепь состояла бы из одного звена. Однако это не так. Подсчитано, что, например, эскимосу для приобретения дополнительного килограмма собственного веса (или соответствующего количества энергии) необходимо съесть 10 килограммов тюленьего мяса. А каждый килограмм тюленьего тела образуется за счет 10 килограммов съеденной животным рыбы. Идя далее, мы убедимся, что рыбе на 1 килограмм привеса нужно 10 килограммов каких-нибудь креветок, а тем, в свою очередь, соответствующего количества планктона или водорослей. Одним словом, сидящий на вершине высочайшей пирамиды эскимос, сам не зная того, истребляет огромное количество биологической массы — что-то около 10 тонн водорослей на каждый килограмм веса! А это означает, что, пока запасенные водорослями питательные вещества достигнут хижины эскимоса, по дороге будет потеряно 99,99 процента от исходного их количества (в калориях).
Таким образом, в процессе перемещения белков, жиров и углеводов из листьев растений в тело животного, а затем на стол к человеку происходят грандиозные потери. Около 90 процентов белка протеина, потребляемого животным в виде растительной массы, расходуется этим животным на собственные нужды. Другими словами, коэффициент полезного действия домашних животных как биоустройств, преобразующих сено в отбивные котлеты, чрезвычайно низок и не превышает 10–15 процентов. Именно с этих позиций мы и могли бы поддержать Томаса Мора. Животноводство действительно оказывается не слишком-то эффективной отраслью производства, по крайней мере по сравнению с земледелием. И не случайно поэтому современная наука стремится заменить на искусственные прежде всего продукты и материалы животного, а не растительного происхождения. Вопрос решает несравненно более высокая стоимость первых.
Вы спрашиваете: каково же резюме? Что ж, все мы, безусловно, помним крылатую фразу Ильфа и Петрова: «Автомобиль не роскошь, а средство передвижения»… Вероятно, тысяч 10–12 лет назад кому-то пришла в голову похожая мысль: животноводство не роскошь, не «отступление от природы», а необходимость — средство продолжить жизнь человека на Земле…
Но, быть может, прежде чем мы начнем говорить о современном животноводстве, вы захотите познакомиться с упомянутым предшественником знаменитых сатириков?
Одомашнивание человека или очеловечивание животных
— Гражданин! Куда вы с бараном?
— Я его прогуливаю…
— Барана?!
— А почему бы нет? У соседа вон бегемот…
— Ручной?
— Нет, домашний.
— Поразительно! Как это ему удалось сделать?
История одомашнивания животных до сих пор во многом остается тайной за семью печатями. В самом деле, как человеку удалось приручить горного барана — архара, — животное чрезвычайно дикое и своенравное? Почему наши предки рискнули завязать знакомство со свирепым кабаном вепрем и не обратили внимания на благодушного бегемота? Привели в дом кур и прошли мимо страуса?..
Каждая эпоха определяла человека по-разному — главным образом по тому, чего он успел достичь. Аристотель утверждал, что люди — это общественные животные. Бэкон на заре капиталистической эпохи считал, что человек — это животное, научившееся изготавливать и использовать орудия труда. В наше время эти формулировки кажутся уже недостаточными… Впрочем, оставим для философов споры о современном определении человека. Грядущие поколения будут оценивать если не себя, то, по крайней мере, нас по тому, что мы сделали с окружающим миром, во что мы его превратили.