Беседы об экологии

Домашний скот, особенно высококультурных пород, прошедших длительную селекцию, очень разборчив в корме. Кустарники и деревья он почти полностью игнорирует (разумеется, это не относится к козам). Из наземных трав выбирает сравнительно небольшое число видов. Кроме того — и это очень важно, — дикие копытные имеют особенности в физиологии пищеварения, позволяющие им очень эффективно использовать корма, непригодные или малопригодные для домашнего скота. Теперь понятно, почему экологи говорят о «закрытом веере». Замена диких животных домашними резко снизила возможность использования первичной продукции биосферы — биомассы разнообразных видов растений. Известны очень впечатляющие цифры, которые наглядно подтверждают это положение.

Биомасса слонов, бегемотов, буйволов, различных антилоп, диких свиней в национальном парке Альберта в конце пятидесятых годов достигала 24 406 килограммов на один квадратный километр. Между тем в Конго естественные пастбища домашнего скота не выдерживают нагрузки, при которой общий вес животных, выпасаемых на такой площади, превышает 5500 килограммов. Если говорить о приросте продукции за год, то — без цифр опять не обойтись — он колеблется в африканских саваннах от 2100 до 8700 килограммов у домашнего скота, а у диких копытных — от 13 100 до 17 500 килограммов. Внушительная разница!

Биомасса диких копытных на злаковниках с редким кустарником может быть в два-три раза больше, чем биомасса домашнего скота, а в кустарниковой саванне— в четыре — пятнадцать раз больше, чем биомасса коз и овец. Участок степного травостоя, который способен прокормить лишь 10 овец — животных скромных размеров, — обеспечивает питание 19 громадин-верблюдов общим весом в 8,5 тонны!

В Африке и Азии сосредоточено около одной трети общей численности крупного рогатого скота на Земле, но они дают всего 10 процентов мировой продукции животноводства. Под влиянием перевыпаса домашнего скота быстро разрушаются некоторые экологические системы этих континентов. Выход — в частичной замене животноводства дичеводством. Есть много доказательств того, что это выгодно. В Кении, например, средний выход мяса крупного рогатого скота с одного квадратного километра равен 28 центнерам в год, а в естественных саваннах Танзании от диких копытных с такой же площади получают 65—120 центнеров.

Кроме того — и это чрезвычайно важно, — дикие растительноядные звери очень устойчивы к погодным невзгодам, ко многим болезням, которые косят домашний скот. Их мясо вкусно и питательно, выше ценится гурманами, чем говядина или баранина. Врачи считают, что питание мясом канны и некоторых других древесноядных зверей предотвращает развитие атеросклероза. Жира и альбуминов в молоке канны (это имеет значение при ее одомашнивании) в два раза больше, чем у крупного рогатого скота.

На разведение дичи требуется немного затрат. Если ее чрезмерно не опекать, не создавать слишком высоких плотностей, то действуют механизмы саморегуляции и не возникает серьезных угроз для благополучия окружающей среды.

Дикие животные могут быть объектами платной охоты, давать дополнительный доход государству или владельцам. Наконец, их разведение возможно в естественной, не преобразованной человеком среде. Это очень важно и по экологическим, и по экономическим мотивам. Так, значит, с животноводством покончено? Крупный и мелкий рогатый скот исчезнет, как почти исчезли нынче лошади, и наши внуки увидят коров только на картинках или в зоопарках? Представляете, этакий необычный зоопарк, где в загонах с соответствующими этикетками содержатся коровы, овцы, козы, свиньи (кстати, один такой парк уже появился в Мюнхене для детей горожан, не знакомых с домашними животными)? Это, конечно, безудержный полет фантазии. Весь секрет в том, что дичеводство не противоречит животноводству, а хорошо дополняет его. Нам нужен весь «веер», а не одна его половинка. Ведь и африканские ранчмены не отказались совершенно от разведения домашних животных, а лишь значительно сократили его масштабы.

Проблема в другом. Необходимо сломать укоренившееся в сознании большинства специалистов сельского хозяйства высокомерное представление о том, что животноводство всегда и везде предпочтительнее дичеводства и ради него позволительно окультуривать любые ландшафты. Экологи доказали: по крайней мере, в засушливых районах делать этого не следует.