Беседы. Очерки

В следующих залах висели картины тех лет, портреты и бюсты вождей. Исполненные разными художниками, от Петрова-Водкина до Налбандяна, они являли образы заказные, казенные, то чисто парадные, то выписанные искусно, с мастерством Лактионова, и были сделанные вдохновенно, с любовным чувством. Портреты Ленина, а еще больше Сталина, исполненные с душой, меня они удручали искренностью. Сталин в них олицетворяет силу, мудрость, надежду, все лучшее, что связывал художник с личностью этого человека. Картины висели в интерьере тех лет: кабинет начальства; плакаты, книги, вазы, танцплощадка. Погружение заставило вспомнить многое, о чем не вспоминалось, потому что память этого избегала, обходила, старалась забыть. Мы ведь не зрители, а соучастники. Чувства, которыми мы жили в те годы, сегодня выглядят глупо и постыдно. Сознание тщательно вычеркивает их из автобиографии. Выставка Русского музея, хотели того устроители или нет, уличала меня. Но разве одни художники творили культ? Еще больше, чем портретов и монументов, было создано монографий и диссертаций. Истории партии, истории России; философы, педагоги, экономисты, языковеды, социологи защищали диссертации, кандидатские и докторские, посвященные сталинским трудам и его жизни. Сколько научных статей было написано о его революционных делах, о военных заслугах. Как горячо они доказывали гениальность этого человека, мудрость его решений, их блестящие результаты. И то, какое историческое значение все это имело.

Маститые ученые во всех республиках Советского Союза, во всех странах Европы, социалистических и капиталистических, возводили Вавилонскую башню сталинизма. Литература о Сталине превзошла то, что делали шекспироведы, пушкинисты. Среди авторов были карьеристы, были служаки, основной же поток был охвачен живой верой в новое всепобеждающее учение. Невозможно было устоять перед этим потоком рядовому гражданину, как-то обойти поклонение. Наверное, любая человеческая психика поддавалась этому напору. Что уж говорить о самом Сталине при его ненасытном тщеславии.

Профессиональный историк может проследить, как культ Сталина укрепляла партийная бюрократия. Ей было выгодно иметь абсолютно непререкаемого вождя. Партийные чиновники многомиллионной партии составляли сотни тысяч активных людей, это была весомая часть народа. Сталин стал произведением ленинской системы, неизбежным ее созданием. Личные его качества — коварство, актерство, садистская жестокость и так далее, заложенные в его характере, достаточно ужасны, но партаппарат не смягчал их, не приглушал, а позволял разрастись от чудовищной безнаказанности.

Вскоре после XX съезда собирались опубликовать некоторые материалы партархивов, письма к Сталину от деятелей культуры и искусства. Мне показывали некоторые из них. Восторженные панегирики слали известные люди. Они ничего не просили, они высказывали переполнявшие их чувства поклонения. Страх, лакейство, верноподданничество, густая смесь всего «чего угодно». Читать было стыдно. Многие из них еще были живы. Письма эти не стоило публиковать. Наверное, правильно. Хотя бы потому, что это частные письма. Но кроме этих писем существовали кипы, тюки писем от рядовых граждан — пылкие признания в любви, полные обожания, неподдельного умиления.

Называйте это ослеплением, холуйством, наваждением, как угодно. Во всяком случае Сталин имел право воспринимать их любовь, их признания как народную любовь. Сам он презирал этот народ, весь народ, без разбора национальностей и сословий.

У Льва Толстого есть удивительная фраза: «Он не любил никого и поэтому все любили его».

Стоит внимательно всмотреться в кадры старой кинохроники: лица демонстрантов, идущих мимо мавзолея, где стоит Сталин со своими соратниками. Какой восторг на лицах, как пылко приветствуют вождя. Нескончаемая колонна движется часами перед трибуной, и улыбки, радость тысячекратно повторяются у старых и молодых, такие же, как у немцев, приветствующих Гитлера (в фильме «Обыкновенный фашизм» Михаила Ромма).

Речь идет о массовых чувствах, не о тех единицах, которые сомневались, ненавидели, знали цену диктатору.

Не они и не заключенные ГУЛАГа определяли настроение тех лет. Сталину приписывали все достижения, все результаты, вплоть до Победы. Терялось чувство народного достоинства, самоуважения. Из года в год доказывали Сталину, что он гений. Доказывали крупные специалисты, потрясенные его мудрыми замечаниями по поводу моторостроения, самолетов, танков, металлургии и т. п. Его подняли выше Ленина, его убедили, что все, что он делает, правильно, все благо.