Я сделала хорошую карьеру. Достигла признания и положения. Мужчины не задерживались в моей жизни. День-два, а больше и я не держала. Коллеги прозвали меня Ледяной королевой. Пациенты — жандармихой. Правила и нормы стали моим наваждением. В обходы я вычищала из тумбочек моих пациентов все, что не касалось процесса лечения, вещи, передаваемые родными и близкими: игрушки и рисунки от детей, фотографии, любимые, памятные мелочи. В моем отделении все ходили по команде, даже тараканы! Ко мне уже не шли за сочувствием, а скандалы разрешать я умела.
Однажды в моем кабинете зазвонил телефон. Детский голос, запинаясь, произнес:
«Тетя Полина, приезжайте, пожалуйста, к нам! Бабушке стало плохо. Я не знаю, что делать. Скорая не едет!»
Я повесила трубку. У меня было назначено важное совещание. Я никому ни по каким причинам не разрешала опаздывать, уходить с работы, отпрашиваться. Не могу же сама уйти. Нельзя бросать дела. Ребенок просто испугался, Мама раньше ни на что не жаловалась. Пустые страхи!
Я приехала поздно. Вика сидела съежившись в уголке кровати. В комнате было темно. Пахло лекарствами.
«Бабушку увезли» — Вика не плакала. Огромные глаза застыли в невыплаканном горе.
В комнату вошла Анжелина.
— Вика позвонила по телефонам, что были в записной книжке Ирины Петровны. Я останусь с ней переночевать, если ты не против.
Возиться с ребенком не хотелось. В голове стоял туман. Холодный и мерзкий.
Я ушла. Вернулась в свою квартиру. Включила свет, но темнота осталась. Пусто внутри. Пусто снаружи. Во всем мире пусто. Мамы нет.
МАМЫ НЕТ. ДАШИ НЕТ. И ПАПЫ ТОЖЕ УЖЕ НЕТ НА СВЕТЕ.
Вику возьмет Анжелина. Больных возьмут другие врачи. Меня возьмет пустота.
Я знала это совершенно ясно. Уснула и умерла.
И очнулась в до боли знакомом больничном коридоре, настоящем, с запахом хлорки, лекарств, болезни и смерти. ОДНА. Я брожу по знакомым палатам, листаю истории болезней, осматриваю пустые тумбочки, из которых при жизни изживала Жизнь, готовлю пустую операционную к операции, которой никогда не будет. И есть палата, где лежала Дашка. А еще книжка. Дашкина неоконченная книжка. Про Ежиков и девочку Вику, с яркими веселыми картинками, лежит у меня на столе. Как закончатся приключения в сказочно-синем лесу? Кто теперь ответит?
Звенящая колючая пустота и одиночество. Навсегда. Навечно. Нет зеркал и я не вижу даже своего лица. Нет звуков. Нет света. И только лежит на столе кусочек Дашкиного сердца. Для девочки, которую она любила больше всех на свете.
Иногда ночью я слышу шаркающие шаги в коридоре. Выбегаю и попадаю в пустоту.
МАМЫ НЕТ. ДАШИ НЕТ. ПАПЫ НЕТ. И МЕНЯ УЖЕ НЕТ.
Однажды босиком в холодном пустом коридоре я крикнула: «Прости меня, мама!» И даже эхо не откликнулось мне.
Во сне я не вижу людей. Пустота сожрала даже мои сны.
А мама простила бы. И Даша. И папа. И, может быть, Вика. А я сама не могу. Из черной дыры не выбраться. Самое страшное наказание для меня — я сама. Потому что я и есть — ПУСТОТА.
Мне пора.
Полина поднялась.
— Спасибо Вам, Артур.
— За что?
— За то, что Вы есть. Человек или существо неважно, на некоторое время Вы избавили меня от одиночества. И, может быть, Вы увидите их. Маму, Дашку, Папу. Скажите, Полина хотела попрощаться. В жизни у меня это не получилось. Скажите, я их люблю. И Вы, Артур, прощайте….
Я протянул руку, чтобы коснуться ее, но поймал только ветер. Ветер там, где только что она стояла. Моя равнодушная грешница. Пленница пустоты.
4. Предательство
Предатели предают прежде всего себя самих.
В воздухе неожиданно потянуло запахом тлена и меня слегка замутило. Запах усилился, превращаясь в смрад, и вдруг неожиданно исчез. Земля с противным чавканьем разверзлась, и рядом со мной появился мой очередной собеседник. Худощавый человек в хорошем костюме и элегантных начищенных туфлях. Он быстро подошел к лавке, коротко взглянул на меня и сел. Не дожидаясь вопросов, глядя прямо перед собой в пустоту, он заговорил: