«Я придерживался своих позиций, а он настаивал на своих. Все правильно, так жизнь устроена. Я давно привык сталкиваться с невежливыми слушателями, не дающими тебе слова сказать, с теми, кто старается вывести тебя из равновесия».
«А из тех, кто критиковал вас или критиковал Сингапур, – вы не могли бы вспомнить хоть кого-нибудь, кого стоило бы послушать?»
«Да, были и такие – кто-то из гарвардских профессоров, сейчас уж и не припомню кто».
Мне нравится такой подход. Такое легкое презрение. Упомянуть только гарвардских профессоров, и то показав, что они не заслуживают даже поименного перечисления.
“Я придерживался своих позиций, а он настаивал на своих. Все правильно, так жизнь устроена. Я давно привык сталкиваться с невежливыми слушателями, не дающими тебе слова сказать, с теми, кто старается вывести тебя из равновесия”
Я постарался пропустить это мимо ушей. Мы гарвардов не кончали. Я учился в Амхерсте и Принстоне. Тоже ведь неплохо, правда?
Теперь мой ход: «Сэфайр не был ни гарвардским профессором, ни публичным заводилой какой-нибудь группы в защиту прав человека. Поэтому мне все это кажется немного странным. Вы сами назвали его слепнем. Может, он просто развлекался подобным образом? А вот если взять, так сказать, общепринятые, широко известные обвинения в адрес Сингапура, которые звучат из стана правозащитников? Обвинения в том, что ваше правление имеет глубоко репрессивный характер? Мне, пожалуй, тоже не хотелось бы оказаться в рядах вашей оппозиции! Каков был бы, по-вашему, адекватный ответ на эту критику? Это будет ссылка на „азиатские традиции“ (то есть ссылка на то, что вы собой представляете)? Или отвечать надо с прагматических позиций (ссылаясь на то, чего вы в результате достигли)? Или ответ должен строиться на каком-то сочетании двух этих аргументов?»
«Нет, мне думается, отвечать надо так. Здесь, в Сингапуре, у нас была другая отправная точка. Мои взгляды на мир совсем не такие, какие приняты у вас. И мои цели отличаются от ваших».
И ведь ни грамма уклончивости не видно в его глазах. Ответ сформулирован прямо и без каких-либо попыток самооправдания. Будто не было за плечами многих лет тяжелой, изнурительной работы. Сейчас передо мной стояла неколебимая, полная сил фигура.
Правда, с другой стороны, я буквально своими глазами увидел, как в его сознании заработала задним ходом некая машина времени, прокручивая картинки прошлых десятилетий. Он смотрел на Сингапур в период его младенчества, когда страна и ее вождь еще не залечили остатки посттравматического синдрома.
Посмотрим на историю глазами нашего героя. Вот он еще ребенок, и над головой развевается британский флаг. Колониальная власть полна сил, и кажется, что она установлена здесь навечно. (Мало кто из сторонних наблюдателей знает, что практику наказания поркой как форму поддержания общественного порядка принесли в Сингапур именно англичане.) А потом в один прекрасный день ты просыпаешься и видишь, что по Малайскому полуострову подобно вулканической лаве растекаются японские войска. В тот год ЛКЮ исполнилось 19, но этот чертовски умный юноша жадно впитывал все, что мог увидеть. Привычный миропорядок, освященный британским правлением, в мгновение ока был разрушен, и на смену ему пришел японский – с таким разгулом авторитаризма, какой и не снился англичанам. Японцы уже не опускались до порки – такие нежности остались уделом английских нянек. Шаг вправо, шаг влево – и ты уже на виселице. Молодой ЛКЮ примечает все, и эти наблюдения он никогда не забудет.