Беседы с Маккартни

Когда появляешься в каком-то месте, то хочется, чтобы все прошло удачно. Признак успеха – аплодисменты, шум-гам или сколько народу пришло на вас посмотреть. Так что все это здорово. Мы недавно устраивали рекламные акции в Париже и Испании, и нам выделили полицейский кортеж. Как нельзя более кстати. Попробуй пробраться через парижские пробки – это вообще нереально. Так что в те времена это было очень здорово. Я и сейчас думаю, что это здорово. Мы же не хотели застрять в пробке, чтобы нас атаковали фанатки. Это было необходимо для безопасности.

Нас это устраивало, мы быстро добирались в аэропорт, это большая роскошь. Мне это и в обычной жизни пригодилось бы – проехать по Лондону во время забастовки железнодорожников: «Ду-ду, Пол едет, расступись!»

У нас спрашивали: «А вам не страшно? Вся эта, знаете, истерия?» Не думаю, что нам когда-либо было страшно. Мы обычно говорили, что это как поведение парней на футбольном матче, только в девчачьем эквиваленте. Они швыряются разной фигней и орут, чтобы поддержать свою команду. Просто с девчонками другой звук. Это как финал молодежных команд по хоккею на арене «Уэмбли». Ты слышал этот звук? Мои дети однажды там были. Там девочки, девять-двенадцать лет. Они кричат не [изображает рев], а «уи-и-и!» Такой высокий звучок. Он мне всегда напоминал «Птиц» Хичкока или что-то в этом роде.

Это было нормально, потому что некоторых мы знали лично. Мы же с этими девчонками вместе росли, так что да, ну кучковались они возле служебного хода, но они были нормальные. Они не были шизанутыми. Самая шиза была в Париже: однажды кто-то вытащил ножницы и пытался отрезать мне клок волос, а ты знаешь, что там творилось с нашими прическами. У меня все было волосок к волоску, я не хотел, чтобы мне чего-то отрезали, нет уж, спасибо. Я даже парикмахеру особо не позволял их касаться. Мне эта выходка совсем не понравилась,

До такого истерия все же редко доходила. Это была доброжелательная истерия. Это было как аплодисменты. А пару раз она даже приходилась кстати: если мы фальшивили или пели так себе, было пофигу. Тогда как если там правда все сидели и слушали, приходилось петь чисто. Играли мы почти всегда довольно хорошо что на записях, что вживую.

Истерия – ну и что же. За нами гонялись, мы садились в машину, потом выбегали. Я был не против, если это случалось в рабочее время. Но если доходило до вмешательства в нашу личную жизнь, то было неприятно. Хорошо, когда можно переключиться и сказать: «Нет, сегодня вечером я не он. Сейчас я просто я. Дайте мне побыть самим собой».

Иногда это действовало на нервы, но совсем не до такой степени, как можно подумать. Я думаю, чаще всего мы воспринимали это как знак одобрения: мы им нравимся!