Беседы с Маккартни

И грабители к тому же прихватили ваши записи?

Да, они украли демозаписи Band on the Run. Я думаю, парни, которые нас ограбили, вероятно, на них что-то поверх записали или выбросили в канаву за ненадобностью. Ирония судьбы. Смешно. Но, конечно, интересно, что стало с теми кассетами.

Вскоре после этого я упал в обморок. Так меня это потрясло. Линда подумала, что я умер, и они отвезли меня к доктору. Это были какие-то бронхиальные спазмы, я еле дышал. Помню, везут меня в больницу на заднем сиденье такси через центр Лагоса, ночью [изображает исступленные вопли на непонятном языке, сирены и автомобильные гудки]. «Твою мать, вот мне и конец пришел».

Новым источником беспокойства стал легендарный нигерийский музыкант Фела Кути. «В местной газете он обвинил меня в том, что я “краду у черного человека его музыку”».

Я говорю:

– Вы о чем вообще? Я все сам написал!

– Да, но ты приехал украсть вайб, а мы, африканцы, ничего за это не имеем.

– Хорошо, пойдем в студию, я вам дам послушать.

Не знаю, рассказывал тебе эту историю или нет. В общем, они правда пришли, целая толпа явилась. Я дал ему послушать пару песен и спросил: «Ну и где здесь африканское влияние, чувак?» Ведь на Band on the Run ничего нет африканского. «Ну покажи, где я украл твою музыку».

Он успокоился и не стал возражать. «Ты хороший человек. Нет проблема». Мы подружились, потому что он осознал, что все неверно понял.

Это было сумасшедшее путешествие. Когда мы вернулись, я открыл письмо, которое меня чуть-чуть не застало. Там стояло: «Лен Вуд, директор EMI. Дорогой Пол, насколько я знаю, Вы с семьей собираетесь в нашу студию в Лагосе. Позволю себе не рекомендовать Вам это путешествие, так как в городе только что произошла вспышка холеры». Вот куда мы ехали.

Когда мы вернулись, стали часто слышать: «Ага, превратности судьбы помогли вам создать хороший альбом». Терпеть не могу подобные теории. Может, конечно, это и правда. Но мне абсолютно не близка идея, что необходимо потеть и страдать, чтобы вышло что-то хорошее. Но как бы то ни было, все увенчалось успехом.

Пластинка была сведена в студии «Эйр» в Лондоне. Затем ее упаковали в самый запоминающийся конверт со времен Abbey Road: на фотографии изображена непонятно по какому принципу подобранная толпа знаменитостей, попавшая под луч тюремного прожектора. Фотосессия происходила в поместье Остерли-парк на западе Лондона, и, как вспоминает Пол, «каждый выбрал себе костюм. Кенни Линч[30], Майкл Паркинсон[31] в образе юного щеголя… Мы все смотримся как очаровательные, великолепно сложенные молодые люди, стоим и говорим с Джоном Конте[32]».