Беседы с палачом. Казни, пытки и суровые наказания в Древнем Риме

Античные историки — что делает им честь — всё же пытались осудить жестокость своих соплеменников, рисуя во всех подробностях их страдания от рук иноземцев, которые по мнению тех же историков, неизмеримо превосходили по жестокости греков и римлян. Вот, например, что рассказывал Полибий о расправе над греками, учинённой взбунтовавшимся наёмным войском из египтян: «Первым вскоре выведен был Агафокл в оковах. Чуть он взошёл, как несколько человек подбежали к нему и тут же закололи, оказав ему этим скорее услугу, нежели обиду, так как освобождали его от расправы по заслугам. За Агафоклом выведен был Никон, потом Агафоклия нагая вместе с сёстрами, за ними следовали прочие родственники. Наконец выведена была Ойнанфа, которую мятежники силой извлекли из святилища Деметры и нагую, верхом на лошади вывели на ристалище. Все родственники разом отданы были на жертву толпе, и мятежники кусали их, кололи копьями, вырывали глаза; чуть кто падал, его терзали на куски, и так замучили всех до последнего. Вообще египтяне в ярости страшно свирепы».[817]

Эх, старина Полибий, если бы только одни египтяне…

Глава 5-я. КЛЕВЕТНИКИ И ДОНОСЧИКИ

Прервём, однако, любезный читатель, чреду жутких картин, переведём истомлённый дух и сменим тему.

Наш рассказ о древнеримских ужасах будет неполным, если мы умолчим о тех, кто намеренно содействовал расправам, извлекая из них мелкие и крупные барыши, — о клеветниках и доносчиках.

Доносчики в период древнеримских гражданских войн расплодились так стремительно и обильно, что образовали плотную стаю двуногих хищников. Как ненасытные гиены, рыскали они в годины массовых расправ по улицам и закоулкам окоченевшего от ужаса Рима в поисках лакомой добычи. Так, в период правления лютого императора Макрина, доносчики, по словам Геродиана, «встречали всяческое попустительство, больше того — их подстрекали поднимать давнишние судебные дела, среди которых попадались не поддававшиеся расследованию и проверке. Всякий, только вызванный в суд доносчиком, уходил сейчас же побеждённым, лишившимся всего имущества. Ежедневно можно было видеть вчерашних очень богатых людей просящими милостыню на следующий день».[818]

Из доносчиков времён Империи наибольшую известность снискали Домиций Афер и уже упоминавшийся выше Марк Аквилий Регул .[819]

Домиций Афер (или Афр), уроженец города Нима (что на юге Франции), был одним из лучших ораторов времён Тиберия. Карьера нашего героя начиналась, однако, не блестяще. Он долго пребывал в неизвестности и терпел нужду несмотря на то, что, настойчиво стремясь к богатству, не был особенно щепетильным в средствах разжиться капитальцем. И хотя в возрасте сорока лет Афер уже дослужился до чина претора, бес честолюбия упорно нашёптывал ему, что такое положение не отвечает его могучему таланту. Надобно было выкинуть какой-нибудь фортель, чтобы одним махом и привлечь к себе восхищённое внимание толпы, и огрести тугриков. Пришлось Аферу пойти на аферу.

Перво-наперво проныра пронюхал, что император Тиберий испытывает жгучую ненависть ко всем, кто был привязан к семье покойного Германика, которого Тиберий считал своим политическим соперником и который в 10 г. н. э. скоропостижно скончался, как полагают, будучи отравленным по поручению императора. С целью поднять грандиозную бучу, с гребня которой легко сигануть в гущу всенародной известности, Афер-аферист выступил с обвинением против Клавдии Пульхры — родственницы и ближайшей подруги Агриппины, вдовы убиенного Германика. Наш пострел отважно обвинил её в беспутной жизни, в кознях и в чародействе, направленных против императора. Общественность усекла, что нападая на Клавдию, он хотел подставить её подругу и что речь идёт о ссоре между Тиберием и Агриппиной. И на Тиберия найдётся Берия. Весь город так и окоченел в ожидании развязки. Афер, зная, что ставит на карту всю свою репутацию и благополучие, из кожи вон лез — и превзошёл самого себя: никогда он ещё не витийствовал с таким пылом и жаром. Как и было задумано, одним махом семерых побивахом.

Несколько лет спустя, при императоре Кулигуле, рождённом Агриппиной, Афер, правда, чуть было не загремел под фанфары. Чуя, что свирепый Калигула ну никак не может возлюбить того, кто был врагом его мамани, Афер предпринял попытку лестью втереться в доверие к тирану. (Ведь попитка не питка, не так ли, таварищ Бэрия?). Чтобы ублажить его, наш прохиндей воздвиг в честь бесноватого Калигулы статую с надписью, в которой упоминалось, что Калигула, 27-ми лет от роду, уже вторично был избран консулом. Но бесноватый, проведав про сие изваяние, злобно заскрежетал зубами. В упомянутой подписи он усмотрел оскорбительный намёк на свою молодость и косвенное указание на закон, запрещавший занимать консульскую должность пацанам даже императорских кровей.