Беседы с патриархом Афинагором

На Востоке Отцом Церкви был, несомненно, святой Григорий Палама. Обновление паламизма в наще время — исключительно добрый знак. Паламизм выражает реализм христианской жизни, реальное преобразование всего человека в сиянии Духа…

Я

… всего человека, а через него и всей истории вселенной, ибо человек сопричастный не отделен ни от чего. Ибо что же такое тело как не личность, вписанная во всеобщую материю, дабы преобразовать ее либо в труп, либо в Евхаристию? У Паламы есть великолепное равновесие между смыслом личности и смыслом космоса, ибо через личность вся плоть земная призвана стать «плотью Божией»… Что касается различения в Боге недоступной сущности и энергий, с коими мы можем соединиться, то, может быть, это лучшее приближение к Богу Живому, к той жизни в Нем, которая никогда не может быть определена. Ибо это различение есть тождество: между Богом неприступным и Богом, открывающимся нам, нет никакой границы. «Бог целиком неприступен, — говорит Палама, — Бог целиком открывается нам». Он открывает Себя в безраздельном и ничем не ограниченном даре, открывает Себя бездонным, оставаясь всегда за пределами Своего откровения. Свет, реально преображающий святых, исходит изнутри личностного общения, он исходит от Лика воскресшего. И этот Лик становится наиболее близким и в то же время неизмеримым…

Он

Как и всякое лицо отныне.

Он

Истинное богословие не противопоставляет себя любви, оно выражает ее. Что такое догматы как не символы пережитого опыта любви? В христианстве в сущности есть лишь один догмат, ибо все остальные лишь развивают его, и этот догмат есть Христос–Бог, ставший человеком, дабы человек мог воспринять в Церкви Духа жизни.

А война из–за слов не нужна. Как не нужна и словесная война.

Слова нужно погрузить в любовь, которой они должны служить, в тайну Христа, тайну Церкви.

Нужно, чтобы в словах сталкивались не окаменевшие их оболочки, но сокрытые в них ядра святости.

Там, где слова сталкиваются, святые сумеют понять друг друга…

Я

Церковь неразделенная — и в этом отношении Православие сохранило ей верность — всегда противилась догматизации. Святой Иларий Пиктавийский сетовал на то, что должен «выставлять на волю случая человеческого языка те тайны, которые следовало бы заключить в безмолвное моление душ наших». И если ему приходилось делать это, то именно для того, чтобы уберечь доступ к тайне от рациональных, односторонних и редукционистских объяснений. Церковь Семи Соборов формулировала догматы лишь повинуясь необходимости, дабы избежать худшего. И земное человеческое постижение она должна была провести Через распятие путем отрицания и антиномии. Так, Например, Халкидонский догмат выражает единство божественного и человеческого во Христе с помощью целого ряда отрицательных наречий, расположеннных антиномическими парами.

Он

Это распятие ограниченного разума позволяет воспринять в Любви разум безграничный. Догмат охра–няет тайну, однако истинный его смысл — в изумлении перед любовью. Догмат Халкидона — это изумление пред тем, что Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного для того, чтобы мир спасен был…

Я

Точно также двумя веками ранее в Никейский символ веры понадобилось ввести философский по виду термин homoousios, единосущный. Ибо, если придерживаться лишь библейского словаря, нельзя было бы избежать двусмысленностей, касавшихся божественной природы Христа, то есть реальности нашего спасения. Но назвать Сына homoousios, т. е. тождественным по сущности Отцу, не смешивая Их при этом, затем показать, что это тождество простирается и на Дух, — не значит философствовать, но утверждать Бога как источник всякой реальности, так и всякого мышления, как совпадение абсолютного единства и абсолютного разнообразия.

Он

Это означает, что Бог есть любовь. И это открывает нам, что такое любовь.

Я

Увы, многие из протестантских богословов, а ныне богословов католических, полагают, что догматы Семи Вселенских Соборов не имеют больше смысла для современного человека.

Он

Это почему?

Я

Потому что они вырастают из устаревшей греческой философии, в частности из статичной онтологии.

Он

Какая греческая философия? Греческая мысль, впрочем, как и латинская, не знала понятия личности. Латинская persona, греческая prosôpon, — это не личность, но маска, в лучшем случае индивид. И индивиды наслаиваются друг на друга, они, возможно, сохраняют какое–то подобие, но между ними нельзя представить истинного общения…

Я

Святой Григорий Нисский в своих небольших трактатах о Троице хорошо показывает, что по образу Тройческого Союза следует считать, что есть лишь один Человек и множество личностей. Единственный Человек, которому Христос уподобился в Теле Своем. И здесь святой Григорий не подразумевает подобия в философском смысле, но тождество в смысле Мистическом.

Он

Огромная работа была совершена Отцами и Соборами по выработке реалистического богословия личности и любви. Чтобы произвести ее, они должны были прибегать к философской терминологии своего времени, с чудесной свободой заимствуя как у Аристотеля, так и у Платона.

Я