«Батюшка, это страшно, как же спастись можно?» — спросил однажды по поводу этих слов ученик. «Со смиренномудрием легко можно спастись, если захотят; надо полагать, — отвечал старец, — они погибли, не имея этой добродетели, то есть смирения, понадеялись на себя и развратились».
Вообще старец постоянно внушал своим ученикам, что смирение есть наиболее удобный путь ко спасению. «Смирение, — он советовал, — пусть восполняет недостаток других добродетелей».
Когда, например, один ученик высказывал старцу: «Батюшка, у меня нет ни молитвы, ни чего доброго, и оттого я бываю в великой печали и о сем скорблю», — то старец ответил: «И у царя земного не все воины бывают генералами, есть и офицеры, и простые солдаты; так и у Царя Небесного: если не будешь генералом, то будешь простым солдатом, а все будешь воин Небесного Царя. Смиряй и укоряй себя во всем, как непотребного раба».
Другой ученик говорил: «Батюшка, простите меня, я все предаюсь лености и нерадению, у меня нет ни поста, ни молитвы, ни воздержания». Старец отвечал: «Заготовляй себе более смирения и самоукорения; придет время, и ты будешь поститься, а то теперь ты будешь поститься, а прочих зазирать и осуждать. Многие плоть свою постом иссушили, а страсти ни одной не победили, ибо без смирения трудно спастись».
То же говорил старец и монахине Каллисфении. «Батюшка, — высказывалась она пред старцем, — прошу я Господа: «Дай мне положить начало благое во спасение, согрей оледенелое мое сердце». А все холодно на сердце, и не имею чистой молитвы. Помыслы обуревают меня, забываюсь, замедление и услаждение постигают меня, простите и помолитесь за меня».
«Немощнейшее дитя мое, — говорил старец, — хотя и ревностно твое устроение, но слабо, смиряйся и не осуждай других. Смирение и одно сильно представить пред Богом». (Письмо к монахине Каллисфении.)
Нередко старец говаривал: «Если в мирской жизни торговец торгует каким-либо товаром и видит, что у него есть избыток и барыш от торговли, то он радуется этому, потому что приобретает богатство. Так и монах или обыкновенный добродетельный человек, если живет благочестно и приобретает истинное смирение от дел своих, то пусть радуется, что не с пустыми руками отидет от здешней жизни, а если нет смирения, то напрасны все его труды и подвиги, предпринятые им в здешней жизни».
Поэтому старец всегда внушал ученикам, чтобы они не надеялись на какие-либо внешние добродетели, коль скоро с ними не соединяется смирение и самоукорение.
Однажды пришел к старцу некоторый брат и говорит: «Батюшка, я думаю, достаточно для спасения того, что я хожу ко всем церковным службам, полагаю известное число поклонов в келье и прочее, что требуется по правилам и монашеским уставам, исполняю тщательно».
Другой брат сказал старцу, что он столько-то лет не ест ни мяса, ни рыбы, в известные дни вкушает с маслом, в прочие же дни сохраняет пост и воздержание; но он не может спокойно выносить от кого-либо слова против него, как бы забывает себя при этом от сильного гнева и ярости.
Старец ответил: «Поститься ты научился, но смирять свое сердце не научился; полной пользы не получим от поста, если не научимся смиряться и укорять себя во всем и если не обратим все наше внимание на внутреннее делание наше. Многие много сеяли, но, когда пришло время жатвы, ничего не могли пожать, так как сеяли они неразумно, то и ничего не пожали. Но ты, если хочешь послушать меня, исправь то, что неразумно в твоем посте. Пост бывает разумен, когда человек при сем смиряет своего внутреннего человека и очищает сердце свое от страстей».